Гильермо сидел в кресле ожидания рядом с Томасом, занимая гораздо больше пространства, чем нужно одному человеку не столько расслабленной позой, сколько вполне естественным повелительным настроением. Правая его нога кожаным ботинком легла на левое колено, одной рукой он подпирал бородатую челюсть, а другой беспричинно размахивал, откинув конечность на подлокотник за неимением более полезного занятия. Собранность Райта и кейса, набитого деньгами и документами, заметно контрастировали с человеком, которому в банке совершенно ничего не нужно. Так уж исторически сложилось, что закононепослушным гражданам, находящимся в федеральном розыске, с одной стороны неудобно, а с другой попросту без всякой надобности типичный пакет банковских услуг, предоставляемый милыми на личико девушками за стойкой обслуживания. Асуэла хранил свои, грубо говоря, сбережения во-первых, в совершенно ином банке с куда более древней и надежной репутацией - Уэллс Фарго, во-вторых не занимался финансами вот так с бухты-барахты. После того, как его утром с грохотом и дырой в витрине выгнали из парикмахерской на Перл Стрит, конкистадор дал объявление в колонку местной газеты и с новостями поспешил к Райту, обсудить возможные варианты повторной расфасовки капитала, временно осевшего в раю для хиппи, любезно предоставленном северянином. Обкатать новый приставной стул во дворе у ломбарда с бутылкой пива и расслабиться перед сугубо деловой встречей в сарае не удалось ввиду снизошедшего на Райта вдохновения заняться легальными делами. Собственно, по пути на встречу, транзит через банк никаким образом не сдвинул бы графика Гильермо, особенно учитывая обещанные, скорее самим Асуэла, нежели Томасом, всего-лишь "двадцать минут"финансовых операций, - так они оказались внутри. С появлением талончика в руках Райта, его словно одолела неведомая хворь. Обыкновенно из него и слова не вытрясешь - ни злого, ни доброго, вообще никакого. Видимо, львиную долю произносимых слов в минуту, когда участник и соучастник находились в одном помещении, как правило, Гильермо перетягивал на себя согласно особенностям южного темперамента, а сегодня, в очереди нулей, мир как бы перевернулся.
- Да ты коммунист, Райт, - Гильермо  оторвался от рассматривания публики, поднялся со своего полулежачего положения в более сидячее, не снимая ноги с колена, и с насмешливым упреком посмотрел на Томаса, то ли упрекающего, то ли расхваливающего экономполитику своей страны, - тебе нужно бежать на Кубу.
Наверняка Асуэла и сам не понимал, как слишком много рассуждает о мироздании как на рядового наркодилера из страны третьего мира. Почему так сложилось, что ни гнусное брюзжание Томаса, ни вообще в принципе пререкания на мироустройство его не смущали, он как бы пропускал их сквозь себя и отпускал на свободу, не задерживая и не обрекая на бесконечное переваривание "вещи". При этом каким-то фантастическим, невольным образом мексиканцу даже удавалось непосредственно участвовать, от него мало что ускользало. После животрепещущей речи директора, Асуэла во всех сочных красках представил лицо Рамоны, с грохотом бросающей посуду на кухонный стол, ее счастье и радость, посвященные новому лицу, и прямо на глазах оживился.
- Пораскинь мозгами, в Мексике тебе придется есть тахо, из которого чипотле буквально вываливается кусками, - Гильермо изобразил остроту блюда, как смог; в купе с мексиканским акцентом и круглыми глазами смотрелось очень убедительно, - не то, что здесь. И все это во время переваривания непрекращающегося потока людей, которые называют себя твоими родственниками. Будь ты трижды сиротой, там они у тебя появятся - дяди, тети, соседи. И они будут тебе рассказывать все, повторяя историю родства, засиживаться до ночи, приглашать к тебе в дом других родственников, которых до сих пор не знал.
Табло над кассой загорелось новой цифрой и в зале раздался шаблонный сигнал, оповещающий отвлекающихся о продвижении очереди на одного мученика ближе к аду.