«Как это случилось?» - такой неуместный вопрос. Щеку, плечо, бок и бедро холодит. Они прижаты к полу. К холодному, жесткому и скользкому. В помещении почти морозно – от небольшой лужицы крови, расползающейся по полу, тянутся вверх невесомые полупрозрачные нити пара. Лицо всегда кровоточит сильнее. Концентрация алкоголя в крови вызывает желание свернуться калачиком прямо на полу. Заснуть.

«Как это случилось?». Быстро. Больно. Стремительно. Настолько резко, что не было даже шанса испугаться и осознать, что именно происходит. Зато теперь – так много времени, чтобы поразмышлять. Проанализировать события. Но мозг растекается, он не желает ни думать, ни действовать. Не желает отдавать команды телу. Он прокручивает какие-то рваные воспоминания, которые  с трудом сознание собирает в целостную цепочку.

«Надо встать.»

Медленно. Неуверенно. Чувствуя напряжение мышц при перевороте тела. Ощущая, как натягивается все под кожей. Как аккуратно выпрямляются локти, перераспределяется вес тела. Переводится в вертикаль позвоночник. И все в крови. Армитажу кажется, что все. Хотя ее не так уж много накапало. Но она повсюду – капли на полу, неровные мазки на груди и руках. Голова немилосердно болит. Лицо. Нос. Щеки. Вся голова – снаружи и внутри – ком пульсирующей резкой боли.

Он встает. Оглядывается. Собирается с мыслями. Одевает то, что осталось ему: носки, подштанники, топ, сапоги. Перчатки выворачивает, утирая шершавой поверхностью лицо. Аккуратно промакивает, стараясь не размазывать кровь. И соображает, что в таком виде его не должен видеть никто. Ни один офицер. Ни один штурмовик. Ни одна живая душа из тысяч, находящихся на этом Звездном Разрушителе.

Он жмурится. Снова утирает кровь. Жадно втягивает носом, сглатывает. И строит в голове, больной и пьяной, маршрут. Он знает «Добивающий». Все ходы и выходы, все коридоры. Все проходки штурмовиков из патруля. Выстраивает в своей голове долгий переход к своей каюте. И выходит. Он знает, что охрана не вернется, пока где-то по близости бродит Кайло Рен. Проклятый Кайло Рен. Мерзкий Кайло Рен. Кайло Рен, променявший эффективного офицера на мусорщицу.

Армитаж старается не думать об этом. Выскальзывает прочь из пыточной камеры и крадется, как вор, по кромке темноты. Вжав голову в плечи, кругля спину. И стараясь не хлюпать разбитым носом. Тот маршрут, что раньше занимал не больше двадцати минут, растягивается. Он не пользуется турболифтами, он избегает открытых пространств. И гонит от себя любые мысли, которые могли бы отвлечь или развеять сосредоточение на цели. Он подумает об этом позже.
Позже – когда пневмодверь его собственной каюты с лязгом опустится за его спиной. Он скользит прочь от всего. Замирает, вслушиваясь в звуки. Прячась в нишах, пропускает конвои штурмовиков. Идиоты даже не смотрят по сторонам. Эту проблему он решит позже, а сейчас…

Пара шагов до заветной двери. Открыть. Войти. Закрыть.

Хакс выдыхает. Медленно тянет носом воздух, хлюпая и хрипя и жмурится. Надо… надо бы привести себя в порядок. Умыться. Переодеться. Ликвидировать повреждения. Погладить фелинкса. Вернуться к делам.

Хакс открывает глаза, трет их руками и резко выпрямляется. Потому что в своей каюте он не один. Кто-то другой гладит его фелинкса. Он не может позволить себе ни расслабления, ни одиночества. Это выгрызает изнутри. Но Хакс выпрямляется. Отводит плечи назад. Выравнивает руки по швам. Подбородок, залитый кровью, параллелен полу.
Напряжение усиливает кровотечение. Хакс задерживает дыхание в страхе, что гранд-адмирал поймет, что алкоголь имел место быть. И чувствует себя стыдно, как кадет, который подрался на пьянке. Кровь, струясь из носа, огибает губы, устремляется куда-то дальше по шее. И частично – капает на пол. Противные тихие шлепки в тишине.
Хакс силится произнести что-то приветственное, обязывающееся по уставу, но речь его гнусава и почти не различима:

- Пдиведсдвую, гад-адмидал.

Хакс чего угодно ожидал, но не того, что почувствует себя где-то как дома. Почти как дома. Его зверек на чужих руках. Его кресло под чужим задом. Но почему-то это не волновало уже ни капли. Хакс почти расслабился. В ответ на заявление Трауна шмыгнул носом и кивнул, пройдясь по каюте в санузел. Там-то он и привел себя в порядок. Обмыл лицо и, уставившись на себя, залитого водой и с кровоподтеками под глазами, схватился пальцами здоровой руки за нос. Короткий, похожий на скрежет звук. Нельзя сказать точно – был ли это сам звук вправления, или хрустнули сжатые зубы Хакса.

Ему было больно. Боль тут же перерождалась в злобу и пришлось еще несколько раз споласкивать лицо столь ценной водой, чтобы привести себя в порядок. Он все еще чувствовал себя запутавшимся кадетом. Но, по крайней мере, не окровавленным. Парочка неровно наклеенных на лицо бакта-пластырей довершила картину. А вот с рукой было чуть посложнее. Хакс, конечно, постарался замотать ее бинтом, но вышло криво.
- Прошу прощения за мой внешний вид.

Он стремился это исправить. Дикция стала четче. Взгляд стал свежее. Запах алкоголя все еще преследовал, но Армитаж его не чувствовал. Только жгучую потребность в союзнике, понимающем и сильном. И в одежде. Посему следующим шагом Хакса стало привидение себя в надлежащий и более достойный вид. Сложно, долго, неловко. Пытаясь одной рукой застегнуть все пуговицы и застежки. И, как только он закончил, первое его предложение дорогому гостю звучало едва ли не абсурдно.

- Я желаю поделится с вами коллекцией музыкальных композиций…

Хакс активировал музыку. Воздух вздрогнул, подтолкнутый зазвучавшим грохотом литавр. Это было необходимо. Хакс четко и точно знал и понимал, что делает. У этих стен есть уши, каждое слово генерала, сказанное гранд-адмиралу, может быть услышано кем-то, кроме адресата. Музыка затруднит этот процесс.
Но были и недостатки. Требовалось подойти намного ближе к Трауну, едва ли не вплотную, устроится на подлокотнике кресла.

И, под народные завывания вуки, восславляющих Праздник Урожая, Хакс, наконец заговорил о том, о чем хотел бы рассказать.

- Мне было четырнадцать, когда вы погибли. Я обучался в том, что осталось от элитной имперской Академии Арканиса. Все, кто был эвакуирован, преподавали нам.

Армитаж вспомнил себя. Идеалиста. Максималиста. Горящего желаниями. Стремящегося. Интересно, где и когда он похоронил этого амбициозного рыжего парня? Наверное, он лежит где-то под ногами Кайло Рена. Холодный. Бездыханный. Или все же дышит? Дышит, конечно. Одной надеждой и дышит.

- Но, как только я оказался в реальных боевых условиях…

Его плечи дернулись, он издал легкий смешок.

- Забуууудьте все, чему вас обучали, офицеры! – он явно кого-то цитировал, - и пришлось забыть. Потому то мы не офицеры, мы – не наследники Империи. Мы жалкая прислуга для Чувствительных к Силе. Мы что-то вроде тви’лечек рабынь в расписных бикини… потакаем их  мерзким прихотям. Найди дроида! Поймай Скайуокера!  А я еще и трепыхался… Теперь понимаю тех, кто сидит себя в штабе на жопе рыхлой ровно и молчит в перчатку. Здесь все… просто так. Кроме Силы. И здоровье зависит не от показателей эффективности боя или потерь, а от того, с какого края чешется левая пятка магистра Рена.

Хакс встал. Его охватывала злость. Гнев, с которым он был не в состоянии справится. Музыка давно сменилась. Оркестр набирал обороты, стремясь к крещендо.

- Сила. Что это вообще такое? Кто это придумал? Кучка людей, которые обнаружили, что у них есть Сила и собрались вместе, посидеть на своих рыхлых задницах да позаниматься моральной мастурбацией на свое величие? О, мы ситхи, давайте мы будем править Галактикой! У нас ни ума, ни морды, зато у нас есть Сила! Как же! А давайте теперь сократим количество, а то нам дальше двух считать тяжело! А давайте мы руками тысяч рабочих и умами сотен образованных инженеров и конструкторов построим Звезду Смерти и скажем, что ее построил великий Дарт Вейдер! И пусть всякие офицерики нам мундирчики свои под плевки подставляют да шейку белую под удушье!

Хакс пнул стену позади кресла. Спокойнее не стало. Стена устояла.

- Вы вообще в курсе, что один из моих штурмовиков, восемьдесят седьмой, смог стоять на равных в бою с Кайло Реном? С Кайло, за которым ходит подобострастная толпа ублюдков в бабушкиных платьях с кастрюлями на головах! Они не знают ни выходов, ни решений. Знали бы выход – вышли бы на Х…от!

Планета просто пришлась к слову.

- И самое мерзкое – то, что никакие мозги, тактика, стратегия, обучение и прочее… по сути, не нужны. Нужно кивать, когда просят. Только и всего.

И среди всего этого самым страшным для Хакса была надежда. Надежда, которая заставляла его двигаться. Подхлестывала. И в Трауне он видел надежду. Перестал рассматривать его как эфемерного героя. Взглянул, как на личность. На человека. На собеседника.

- Прошу прощения, гранд-адмирал. Я… я скоро протрезвею. Если бы только степень алкоголя в крови могла менять ситуацию.

Отредактировано Armitage Hux (16.10.2016 19:47:25)

Если бы слова можно было облечь в действия, то это был бы пинок. Или хорошая такая оплеуха. В любом случае, Трауну было вполне достаточно слов, чтобы отрезвить и привести в чувство Армитажа Хакса. Тот аж заткнулся. И перестал пинать стены.  Его мозг четко ухватил каждое слово. Обдумал, в меру своей трезвости и вздохнул.
Да, вроде как старший офицер. Но Хакс-то чувствовал себя иначе. На словах то все хорошо, а на деле – толстый нексу. Но ответственность он нес исправно. Именно его решения, в конечном итоге, привели к маленькой победе в маленькой битве. И именно его действия и приказы приводили к тому… к чему они там приводили.

- Заменят… да… - почти шепотом сказал Хакс, даже не желая быть услышанным. Потому что понимал, что заменить-то особо некем. Все сидят на заду ровно. Никто не желает связываться с войной. Сидят себе. Трясутся. Никто не хочет войны. Никто не хочет жить достойно. «Родина там, где жопа в тепле». А им в Неизведанных Регионах тепло. Никому ничего не нужно.

Хакс часто думал о том, что будь он еще немного смелее…

«…пройтись вокруг переговорного стола, методично пуская заряд каждому промеж пустых глаз…»

Он отбросил от себя прочь эту настойчивую мысль. Жадно-кровавую и яркую. О том, что эти люди мешают. Эти люди сдерживают. Эти люди скептически смотрят и из их уст летит пафосное «мдаааа» в ответ на любую попытку что-то предложить. Эти люди радуются неудачам своих союзников сильнее, чем поражениям врагов.

«…смотреть, как мутнеет подернутой пленкой зрачок, как на лицо нахлестывает мертвенная бледная желтизна…»

Он желал им смерти. Всем тем, кто сидел выше. Но опасался говорить о таком вслух. Это предательство,  немыслимое по своей жестокости. Однако, вместе с этим Хакс думал еще и о том, что важнее – идея, или люди, которые и близко не занимаются ее воплощением. И всех этих своих мыслей он боялся, гнал их от себя, пытался переключится на что-то другое, но все равно.

«…и перерезать глотки виброножом. Чтобы никто из них больше не исторг ни единой лжи…»

- Да. Ответственность.

Хакс буквально таки отлип от подлокотника, чувствуя, как наливается отеком явно сломанная рука. У вытрезвления есть минус. Это боль. Все ощущения, что были размыты алкоголем, стали ярче и живее. Да плюс к тому, он заметил, наконец, что Траун смотрит совсем уж неодобрительно. Значит надо взять свое сломанное тело в сломанные руки, отдать приказы…

«….выволочь в мешках и сжечь, как паршивых вомп-крыс. Без славы. Без похорон. Без почестей.»

Хакс отошел в сторону, наконец-то добрался до панелей и заставил себя отдать несколько приказов. В их числе – и приказ в снаряжении челноков на Кореллию и обратно за всем необходимым, что может потребоваться для починки захваченного «Предостерегающего». Хакс ломать – Хакс чинить.

- Первый Орден способен на многое, мы имеем достаточно вооружения и средств…

«…сосредоточенных в потных ручонках людей, которые не позволят ничего сделать…»

- Однако, такие вопросы стоит обсуждать с моим командованием и моя задача – доставить вас к ним.

«…каждому доставить по заряду плазмы в голову…»

- Я – всего лишь генерал, я не уполномочен принимать решения, касающиеся таких вопросов. Как вы и сказали – только нести ответственность за свои приказы и подчиненных.

Хакс усмехнулся, поражаясь тому, как неубедительно сам звучал. На самом деле, пусть и невольно, но он уже не раз принимал решение за командование. Он уже не раз продавливал свои интересы даже Сноуку.

«Оружие готово. Оно должно выстрелить.»

Лишняя деталь продолжала существовать. Мыслить. Анализировать. Но, в отличие от других, он вообще не считал нужным заниматься поисками причин. Нет, он просчитывал последствия. Пытался задуматься о том, чем грозит каждое из возможных действий.

К Армитажу, хоть и болезненно, но вернулась та часть рассудка, которая отвечала за логику. И он думал. Думал о том, что будет, если ответ на вопрос забрака окажется найден. Он что, отправит Трауна обратно в его время? Пинком через гиперпространство и наперерез временному лучу? Или сам попытается улететь в далекое и туманное будущее, чтобы встретить там кого-нибудь? А иначе – у его действия просто нет цели. Его привело сюда то самое, неведомое и несказанное, во что офицер Первого Ордена, как и положено офицеру, не верил. Но вещи случаются, увы, не зависимо от нашей веры в них.

В какой-то момент Хакс вздрогнул, ощутив на себе чужой взгляд. Нет, это даже не близко к Рену или Люмии. Это что-то сильное, холодное и по-настоящему жуткое. Хакс не испугался, точнее это не было страхом. Это было что-то более глубинное, тяжелое и ледяное, залегшее тяжестью где-то в средостении.

Он посмотрел на Трауна. Спокойный, как банта. Вещает себе то, что, возможно, и без того знает вся Галактика. Почему вещает? Наверное, потому что ничего другого не знает и сам. И надо ли вообще отвечать на этот вопрос?
Нет, не надо отвечать вообще. Надо просто сидеть, не думая ни о чем. Переводя взгляд с Трауна на забрака, а потом обратно. Рассматривать и отвлеченно думать о чем-то очень далеком отсюда. Но все равно это не получалось. Взгляд натыкался на что-то, мысли натыкались на что-то. И в горле появлялся какой-то горчащий ком. Умирать не страшно. Так или иначе, это каждому грозит. Строй штурмовиков всегда пахнет братской могилой. Среди запаха свежей краски на доспехах четко угадывается зловещая вонь  паленого мяса. Смерть – не трагедия в масштабах войны, это просто еще один пункт статистики. Для большинства. Для таких вот штурмовиков. Таких вот генералов. Только гранд-адмирала немного жаль: каково это вообще – умереть дважды?

Забрак, наконец, выдал то, что заставило Хакса улыбнуться, глядя на него снизу вверх. И тут же самому стереть с лица эту улыбку. Очевидная правда. «Ты бесполезен». Старый якорь, брошенный в детстве в подсознание, пошатнулся. Сдвинулся. Взмутил илистое дно. И теперь Хаксу было что сказать.

- Смысл? Причина?

Его никто не спрашивал, но он ответил. Армитаж медленно встал, опираясь на стену. Смысл и причина выдавались ему лишь в ключе «смысл атаки» и «причина поломки». Никаких других семантических смыслов для кадетов эти слова не несли. Пришлось самому разбираться. Вот и разобрался на свою голову.

- Это Митт’рау’нуруодо. Он ужинал, зная, что где-то там, по космосу, проплывает его труп.

Хакс не знал, как именно его похоронили, но был твердо уверен в том, что мавзолеев ему не строили.

- Где-то там он оставил свое прошлое. Все планы, которые он задумывал, летя сюда, он уже осуществил в этом времени. Все его союзники либо мертвы, либо состарились. Никто не существует по определенной причине, никто ни к чему не привязан, все однажды умрут, давайте отвоюем нашу Галактику.