Когда годами в целом мире cосуществуешь только лишь с пустотой, а вся твоя компания сводится к скромной веренице ежедневно сменяющих друг друга лиц разной степени пропитости, к одиночеству привыкаешь. Им уже даже почти не тяготишься, но воспринимаешь как естественную данность, как нечто заурядное и само собой разумеющееся. После непродолжительного времени, проведенного в компании юной девчушки, обреченной, увы, никогда не повзрослеть, – несколько месяцев – срок ничтожно малый в сравнении с исчисляемой веками жизнью самого Кристиана, – он успел вновь свыкнуться с хорошо знакомым, годами выверенным образом жизни. Появление в ней кого-то еще – даже такое эпизодичное, когда оба вроде бы существовали в пределах одной жилплощади, но фактически взаимодействовали между собой от силы лишь несколько часов в сутки, – незаметным образом внесло в размеренное течение будней древнего существа определенные коррективы.  Будучи представителями одного биологического вида, живя по одинаковым природным законам, организмы двух вампиров привыкли функционировать, придерживаясь разных биоритмов. И хотя никто ни от кого не зависел, Кристиан очень скоро поймал себя на мысли, что в определенное момент начинает слишком часто поглядывать на часы, ожидая появление сородича, что в зависимости от времени либо отчаливал в город, либо возвращался домой. И если негласный график по какой-либо причине сбивался, мозг Кристиана отчего-то начинал упорно думать на эту тему, хотя бы его это и вовсе никак могло не касаться.
На сей раз, закрывая бар, вампир подивился, застав Зиллаха дома. Тот уходил раньше, а по возвращении Кристиан находил уже мирно спящее и, очевидно, сытое создание. Вернувшись же, он не застал ни того, ни другого. Где-то на периферии сознания промелькнула было досадливая мысль о том, что заскучавший от будничной размеренности сородич решил оперативно ретироваться, подыскав себе более подходящую компанию, но Кристиан вмиг отмел это допущение, заверив себя, что, если бы Зиллах надумал уйти, он бы потрудился об этом сказать. Веских причин думать именно так у Кристиана не было, но отчего-то он просто верил. Видимо, где-то глубоко в душе срабатывала своеобразная защитная реакция, суть которой сводилась к пониманию, что если подсознательно чего-то боишься или не желаешь – гонишь от себя даже всякое упоминание об этом всеми возможными способами. Он категорически не хотел вновь оставаться один. Чужое присутствие в пределах собственной квартиры странным образом успокаивало и ободряло.
Убаюканное этими вялыми путаными размышлениями сознание медленно погружалось в сон. Вернувшись домой, Кристиан просто упал на кровать в надежде немного полежать, дожидаясь Зиллаха, но организм вскоре ожидаемо начал отключаться от этой реальности. Кристиан сквозь сон краем уха услышал, как открылась входная дверь, как завозился вошедший, не шибко заботясь о необходимости вести себя потише. Ни подниматься, ни даже открывать глаза, чтобы посмотреть, не хотелось.
Впрочем, блудное создание после нескучной ночи вовсе не собиралось тихо отчаливать спать. Об этом Кристиан недвусмысленно догадался, когда его, сцапав за руку, настойчиво потянули с кровати.
– Ну чего тебе?.. – недовольно простонал вампир, нехотя разлепляя глаза и натыкаясь взглядом на ухмыляющуюся моську сородича, шизовенько сверкающего совершенно окосевшими зелеными глазоньками. В ответ на вопрос последнего Кристиан лишь недоуменно приподнял бровь, гадая, может ли Зиллах и впрямь не знать о ряде особенностей, отличавших его организм от сородичей более молодых поколений. Впрочем, при взгляде на невменяемое чудо, дальнейшие вопросы отпадали сами собой за ненадобностью. Таким Зиллаха Кристиану видеть прежде не доводилось. Хотя что он, собственно, вообще видел, если все их знакомство сводилось к единственной встрече пятнадцать лет назад и нескольким дням совместного проживания в пределах одной квартиры в настоящее время?
Вампирский алкашик, меж тем, бесцеремонно стащив Кристиана с кровати, на достигнутом останавливаться даже не думал, равно как и отлепляться от охреневающего сородича, вместо этого принявшись генерить идеи, не пахнущие благоразумием от слова совсем. Удивленно проследив за занимательными манипуляциями бухого вампирского йобушка, Кристиан не сразу понял, что ударило тому по бедовой головушке. Вернее ответ на этот вопрос хоть и допускал вариативность, в общих чертах определялся вполне однозначно.
Когда до вампира дошел смысл озвученного предложения, глаза его непроизвольно округлились еще больше. Несколько мгновений он просто охренело таращился на беззастенчиво лапавшего его сородича, после чего, хищно ухмыльнувшись в ответ, привлек Зиллаха ближе к себе, касаясь зубами нежной кожи на шее. Удлиннившиеся под воздействием засевшего в мозгу навязчивого желания клыки прокусили трепещущую жилку – и Кристиана обожгло уже давно не испытываемым чувством глубокого экстатического наслаждения. Кровь сородичей не способна была в полной мере утолить естественный голод. Ее можно было сравнить с особо желанным десертом, которым невозможно насытится, но его химический состав, каким-то неведомым образом влиял на вкусовые рецепторы, посылая в мозг импульсы подлинного удовольствия.
Усилием воли Кристиан заставил себя оторваться, не сумев, однако, сдержать раздосадованного шипения. Наконец, подавив целиком затмившее сознание желание, вампир, справившись с собой, слегка отстранился от сородича, растянув перепачканные кровью губы в довольной улыбке.
– И чем вызвана такая благотворительность? – мягко поинтересовался Кристиан, не торопясь отпускать Зиллаха от себя. Алкоголь, очищенный вампирской кровью от ядовитой дряни, что всякий раз заставляла нежный организм древнего существа в буквальном смысле выворачиваться наизнанку, уже невесомо коснулся сознания, разливаясь по телу приятным теплом.

Алкоголь, растворенный в дурманящей крови сородича незаметно окутал сознание зыбкой вуалью, сгладив острые углы, чуть размыв резкие очертания предметов. Сочная зелень глаз Зиллаха, в которые Кристиан глядел, не отрываясь, неумолимо затягивала, словно зыбучий омут, заполняя насыщенным цветом все пространство вокруг, и Кристиану казалось, что неведомая сила увлекает его в бешеный водоворот, распаляя давно позабытые эмоции. От чужого прикосновения вампир инстинктивно прикрыл глаза. В этот раз у него не было цели напиться, мозгу не требовалась ни отключка, ни принудительная перезагрузка, но Кристиан и не воспринимал неожиданную возможность поэкспериментировать над собственным организмом как какую-то вынужденную терапевтическую меру. Жажда пробуждала потребность совсем иного порядка – голод эмоциональный и какое-то бессознательное, но отчего-то старательно сдерживаемое желание.
Кристиан проследил чуть поплывшим взглядом за неровными перемещениями сородича. Заметив белый порошок, вампир отстраненно подумал, что смутно догадывается, что это такое, хотя бы сам лично никогда не имел сомнительного удовольствия притрагиваться к подобной дряни – ему с лихвой хватало воспоминаний о редких случаях собственного плачевного опыта с алкоголем. Все, что могла сыпучая хрень сделать Зиллаху – разве что вырубить его на какое-то время, когда концентрация дури превысит способность мозга соображать и вообще функционировать в нормальном режиме. К счастью, эта хворь была проходящей, равно как и мучительные отходняки самого Кристиана от слабоумных попыток отрицать собственную отнюдь не всегда играющую на руку исключительность. Вампиры не умирали от интоксикации, но могли страдать точно так же, как люди, переоценивающие возможности своего смертного организма.
Постояв немного, Кристиан неспешно побрел вслед за сородичем, остановился напротив, возле дивана и с интересом понаблюдал за чудными действиями с наркотой, после чего уселся рядом, несколько мгновений просто сосредоточенно созерцая живущее своей жизнью пространство. Комната медленно плыла перед глазами, обыкновенно острое зрение теперь выдавало причудливые ошибки, выдавая действительное за нереальное. Прежде организм Кристиана не успевал дождаться подобного эффекта, желая решительно отвергнуть всякие посторонние вещества. Сейчас все было иначе. Это было и необычно, и странно, и одновременно немного пугало. Наверное, нечто подобное испытывал человек, чье обернутое алкогольными парами сознание расслаблялось, избавляя себя от лишних преград и запретов, при этом не испытывая еще дискомфорта, вызванного отравлением.
Кристиан вновь обернулся к Зиллаху. Даже затуманенный растворенным в крови шартрезом взор сам собой остановился на тонкой полоске крови, прочертившей яркую красную линию на белой коже. Ни на секунду не задумываясь, что делает, Кристиан подался вперед, склоняясь к недавно оставленной ране на шее сородича. Придерживая одной рукой Зиллаха за затылок и ероша пальцами мягкие светлые волосы, он осторожно, едва касаясь, провел языком по бледной шее, слизывая протянувшуюся от раны дорожку крови, аккуратно очертил кончиком языка след от укуса, борясь с искушением прокусить вновь, а заодно и с другим желанием уже совсем иного толка – обладать доверившимся ему существом полностью.
С большим трудом вампир заставил себя отстраниться, для верности даже отодвинувшись от сородича.
– Почему ты ушел от них? – намекая на в прошлом верных друзей Зиллаха, внезапно спросил Кристиан. Последнее, что ему сейчас хотелось делать – это разговаривать, но, рассудив про себя, что иным способом заглушить настойчиво стучавшую в голове навязчивую идею не получится, он решил перевести мысли в более безобидное русло.

Кристиан не сразу нашелся, что ответить. В его голове плохо укладывалось понимание, как такое возможно, чтобы те, кто на протяжении многих лет оказывались ближе кого бы то ни было, в один миг могли вдруг попросту надоесть. Для него самого такой подход видился непростительной блажью, капризами, цена за которые слишком велика. Возможно, Зиллах чего-то недоговаривал, и причиной его ухода было нечто другое, а не внезапно стукнувшая в башку сомнительная идея. Кристиан его не осуждал и в любом случае не стал бы допытываться, считая, что это совершенно не его дело. Ему было непонятно и неожиданно, что так удачно, казалось бы, нашедшие друг друга родственные души внезапно решили разорвать все, что их связывало, но он понимал, что сам он никогда не был для кого бы то ни было из них хотя бы немногим больше, чем просто знакомым, у которого можно нахаляву надраться, а следовательно, никто из них не обязан был перед ним отчитываться, и их личные взаимоотношения его никак не касались. И вместе с тем, глядя на Зиллаха сейчас, Кристиан невольно задавался вопросом, а что измннилось, и действительно ли именно таких перемен хотел сородич, решив порвать с прошлым?
- Мне казалось, тебе нравился твой прежний образ жизни, - вновь заговорил Кристиан. Я вам даже немного завидовал, - признался он, коротко усмехнувшись, - вам было наплевать на весь мир, но у вас были вы сами. Ты не жалеешь, что ушел? Ни разу не думал о том, чтобы вернуться?

Недолгую паузу Зиллах заполнил еще одной порцией «снежка». Вспыхнувшая было мысль, что ему хватит, оказалась безжалостно задушена стремительно паскудившимся настроением, остатки благоразумия нашли себя в небрежном жесте, которым вампир отбросил от себя пакет с белым порошком. Зиллах с кривой усмешкой посмотрел на Кристиана.
- Знаю, что завидовал. Понял, когда увидел тебя, твою реакцию на нас. Не ты один, другие тоже завидовали нам, нашему образу жизни. Молодые, свободные, кому похер на все кроме друг друга, - чем больше он говорил, тем проще путаные мысли, прежде с трудом приобретающие адекватную форму в сознании, облачались в колкие, неприятные для самого Зиллаха слова. – Знаешь, кто это был? Хреновы малолетки, что дорвались до свободы или хотели ее до спазмов в пустых головах. Мы им казались невъебенно крутыми, эдаким олицетворением их желаний. Или такие, как ты… Вампиры, кто слишком долго коротал вечность в одиночку в своем углу и вдруг встретил сородича. Только ты слишком мало видел нас, чтобы разглядеть и понять…
Зиллах умолк. Он не мог сейчас сказать, для кого он говорит больше: удовлетворяет любопытство Кристиана или сам для себя, окончательно признавая все накопившиеся загоны, опасения и осознание, от которого все привычное вдруг стало резко отвратительным.
- Я встретил их в двадцатых годах. Они, не раздумывая пошли за мной, признали своим вожаком. Ручные, послушные псы, которые делали все, что я скажу или захочу. Мы были семьей. Десятилетиями колесили по стране. Убивали, упарывались, развлекались. Последние… - он снова вернул горящий неестественной зеленью взгляд на Кристиана, - лет восемьдесят? Нет, даже больше…
Зиллах зло усмехнулся. Все внутренние тормоза окончательно отпустило.
- Но не это самое паршивое. Мы… - с ядовитой улыбкой он покачал головой, - я мнил себя исключительным, а спустя почти век понял, что такая жизнь напоминает существование шастающей по помойке крысы.

Ответа на этот вопрос Кристиан не знал. Он мог бы сказать Зиллаху, что тот сам виноват, что если очень долго искусственно создавать какой-то образ, навязывая его окружающим, очень скоро он вытеснит собой все прочее, перекрыв иные грани твоей личности целиком. И стоит ли тогда удивляться, что окружающие ведутся на что-то одно, не видя и не зная другого?
Кристиан промолчал, понимая, что эта «бесценная» информация сейчас едва ли пойдет Зиллаху на пользу. Да и сам Кристиан не видел смысла пенять другим на их промахи. Право на ошибку имеет каждый, и мерзко попрекать им других.
– Прости, что поднял эту тему, – тихо произнес вампир, – и вынудил тем самым тебя все это вспоминать. Надеюсь, что твое решение все изменить даст результаты, и ты найдешь то, что будет для тебя по-настоящему важным.

Вопрос, заданный Зиллахом носил характер риторического и настроение похуистического понимания. Вампир сознавал, что ему, не разобравшемуся в самом себе и исследующему собственное сознание на предмет еще завалявщихся там пиздецов, эгоистично требовать понимания от других, но Зиллах и до постигшего его кризиса, и после оставался эгоистом. Эту черту он пронес сквозь всю кабзду, и, не увидев желаемого результата сразу, предпочел послать нахер своих спутников. Ему совершенно не хотелось заново переучивать их, и вместе с тем в подсознании стучалась крайне говенная мысль: он так пенял Твигу и Молохе на их собачье поведение и так жаждал проявления свободы воли, не понимая одного – всякий раз, напарываясь на толику ее проявления, он давил ее, если она расходилась с его желаниями.
Зиллах глубоко вдохнул, силясь утихомирить новый виток кабзды в своей голове. Молча качнул головой, словно говоря, что все это сущая херня.
- Чем больше ты треплешься, Крисси, тем выше твой шанс завалить вторую часть нашего эксперимента, - небрежно оборонил он. – Эта дрянь уже начинает меня отпускать.

Очевидно, Зиллах и впрямь не привык ни испытывать подобное состояние глубокого душевного раздрая, ни делиться им с кем бы то ни было, и хотя сейчас катализатором откровений послужила гремучая смесь алкоголя с наркотой, Кристиан все равно подивился, как резко тот переменил тему, вернувшись к тому, с чего все начиналось.
Вампир недоверчиво посмотрел на Зиллаха, пытаясь понять, насколько серьезно он настроен: после подобного разговора было уже не до развлечений. Тем не менее, поразмыслив, Кристиан решил, что им обоим хватит на сегодня загонов. Он догадывался, что собственный организм, заполированный алкоголем, не выдержит еще и дозы наркотического дерьма, и очень надеялся, что та же самая дрянь вкупе с кровопотерей быстрее вырубит Зиллаха, тем самым отключив его мозг от всего того, что его угнетало и чем он сейчас щедро делился, едва ли задумываясь о том, что делает.
Кристиан придвинулся ближе, наклонился, мягко обнимая сородича ладонью за шею, и вонзил клыки точно в оставленную ранее рану. Щедро накачанная наркотическим дурманом кровь стремительно расслабляла сознание. Кристиан как-то отстраненно почувствовал, как чужое тело под ним полностью расслабилось и обмякло, а дыхание выровнялось. Он прервался, отчетливо ощущая, как наркотик настойчиво окутывает рассудок плотным коконом, вгляделся в уже безмятежно спящее лицо Зиллаха, осторожно убрал упавшие на лицо разноцветные пряди. На не привыкший к подобным излишествам организм даже профильтрованный через кровь кокаин действовал слишком быстро. Будучи не в силах сопротивляться вмиг навалившейся усталости,  Кристиан покорно сомкнул веки, устраивая голову на плече сородича, и очень скоро сам провалился в сон.

Подступившее пробуждение не принесло радости: немилосердно подкралось, отозвавшись тяжестью в голове и явственно ощущаемым голодом. Кристиан разлепил глаза и не увидел перед собой ничего, только упавшие на лицо длинные пряди собственных волос незаметно подрагивали от его дыхания. Лежать было неудобно, но шевелиться совсем не хотелось. Повернув голову и уткнувшись наконец взглядом в посеревший потолок, Кристиан осознал себя полусидящим на диване. Несмотря на кажущийся отдых, он ощущал томительную, давящую усталость: последствия минувшего эксперимента над собственным организмом, к счастью, не оказались привычно фатальными, но, очевидно, с дозой он все-таки переборщил. Вампир сел на диване, оглядел комнату, не обнаружив в ней никого и отчего-то этому совсем не удивившись. Откинув за спину волосы, он попытался расчесать пальцами безнадежно перепутанные пряди и, ожидаемо этот квест зафейлив, медленно поднялся с дивана. Углядев на полу рыжую полоску света, он, пошатываясь, побрел на кухню. Голова казалась тяжелой и ватной, и нельзя было для скорого избавления так по-человечески прибегнуть к помощи первого попавшегося анальгетика. Лекарство существовало только одно, но для его добычи следовало собраться с силами, затолкать подальше чертову апатию и вытрясти себя на улицу прямо сейчас или же терпеть до ночи.
Войдя на кухню, Кристиан сощурился и инстинктивно прикрыл рукой незащищенные темными стеклами чувствительные глаза от ярких солнечных лучей. Тяжесть в голове лишь усилилась, и вампир поспешно отошел в тень. Зиллаха он нашел здесь же, на кухне, безмятежно сидевшим за столом с кружкой чая и что-то меланхолично разглядывавшим в незадернутом окне, за стеклом которого вовсю копошились люди.
– Похоже, с дозой мы все же малость перестарались, – усмехнулся Кристиан. – Ты сам-то как себя чувствуешь? – поинтересовался он, помятуя вчерашнее весьма далекое от трезвости состояние сородича.

Погруженный в упорные попытки отрубить ту часть рассудка, что назойливо зудела, какой хуйни он наговорил, Зиллах не заметил появления объекта своего словоизлияния. Он неторопливо обернулся на голос. Его губы искривила еле заметная улыбка, а притихшая за время бездумного созерцания в окно злость с новой силой вдарила по голове.
- О, все отлично, - не скрывая иронии в голосе, произнес Зиллах и после короткой паузы добавил с насмешливой улыбкой. – Ты был очень нежен и заботлив.
Он отхлебнул уже остывшего чая и пристально всмотрелся в Кристиана, словно пытаясь выискать в его облике что-то. Выглядел тот слегка помятым, что неудивительно после такого количества накачанной веществами крови, но физическое состояние сородича сейчас заботило Зиллаха в последнюю очередь. Он пошел по проверенному пути принудительной порчи жизни и настроения всем попавшим в зону поражения.
- Ты меня удивил, Крисси, - и издевательским участием продолжил вампир, не ограничивая себя в глумливых колкостях. – Даже не попытался меня трахнуть, когда я отключился. Слишком правильный для такого или стремно с бессознательным?
В другое время даже при его характере у него бы не хватило ебанутства озвучить или даже подумать так о Кристиане. В конце концов, ему он доверился, будучи в глубокой бессознанке, но сейчас последние остатки адекватности и той незримой субстанции, что прежде держала его, растворили злость и уязвленное самолюбие, и Зиллах попросту хамил. Он улыбнулся и как ни в чем не бывало сделал еще один глоток, демонстративно отвернувшись от Кристиана. Выдавали его глаза, горящие неистовой злостью и безумным бешенством.

Очевидно, наивно было надеяться на сколько-нибудь конструктивный диалог со стороны существа, заблаговременно выпустившего когти и окрысившегося на всякого, кто только посмеет приблизиться, пусть даже намерения будут совершенно безобидными. Зиллах продолжал увлеченно хамить, и, судя по всему, это было уже хамство ради хамства. Кристиан не понимал подобного поведения, не понимал, чего таким образом можно добиться, ведь от обид, брошенных в адрес других, самому легче никогда не становилось. Своих собственных проблем это не решало – лишь еще больше распаляло злость на весь мир, но, прежде всего, на самого себя. И сейчас старому вампиру скорее было жаль Зиллаха, но вбить ему в голову то, что он старательно отвергал, было невозможно до тех пор, пока он сам не захочет услышать; хотя бы попытаться допустить мысль о том, что не все видят в нем то, что, вероятно, бесило уже и его самого.
– Делай, что хочешь, – ответил Кристиан, не видя смысла больше продолжать разговор, после чего отвернулся и вышел из кухни.

С минуту Зиллах молча смотрел вслед ушедшему сородичу, пока в голове не стукнулось запоздалое понимание, что все, чего он старательно добивался, вот оно, прямо перед ним. Он швырнул свой говенный настрой в лицо Кристиану, и ему ожидаемо прилетел результат в виде похеренных взаимоотношений. Где-то на задворках сознания он догадывался, что именно это какая-то часть его неспокойной души и желала, пока другая пребывала в глубоком коматозе. Зиллах перевел взгляд на почти пустую чашку, залпом осушил остатки чая и поднялся из-за стола. В квартире Кристиана ему делать больше было нечего. Не потому что действительно ринулся искать кого-то еще, а оттого что в полной мере понял, какой хуйни с легкостью только что наворотил.
Зиллах поднял куртку, валявшуюся на полу там же, где вчера он ее оставил, обулся и спустился вниз. Перед тем как уйти, он остановился перед дверью в бар. Ничто не мешало ему свалить без прощальных речей, которых от него, в общем-то, никто не ждал, и едва ли Кристиан сильно удивился бы, обнаружив пропажу своего бесноватого гостя.
Нервно вздохнув, Зиллах толкнул дверь и зашел в бар. Подошел к привычно натиравшему стойку сородича, остановившись в нескольких шагах и сам до конца не сознавая, зачем это делает, и есть ли на это веские причины, кроме иррационального желания сгладить собственный идиотизм.
- Я наговорил очень много хуйни, - ровно произнес Зиллах, глядя в глаза Кристиану. Он помолчал, собираясь сказать то, что не звучало даже в его мыслях в течение десятилетий, а сейчас отчего-то ощущалось правильным. - Прости.
На этом моральная стойкость к совершенно непривычным и незнакомым действиям закончилась, и Зиллах, снова глубоко вздохнув, отвернулся от сородича, намереваясь уйти – из-под спокойного взгляда Кристиана, из этого города.

Не желая больше слушать очередную порцию гадостей и вместе с тем понимая всю тщетность попыток достучаться до чужого сознания, Кристиан попросту оставил Зиллаха разбираться с собственным расстроенным рассудком, а заодно и собственной совестью. До открытия бара было чуть больше трех часов, и Кристиан спустился вниз – вовсе не оттого, что в этом была насущная необходимость, но ему стало слишком тяжело оставаться в обществе Зиллаха.
Он не загадывал, что будет дальше, но какая-то часть его сознания нашла в себе силы, чтобы удивиться, когда сородич вдруг переступил порог бара. От увлеченного натирания стойки вампир оторвался только тогда, когда Зиллах заговорил. Сперва он просто поднял взгляд на сородича, не прерывая своего медитативного занятия и ровно глядя в ярко зеленые глаза, а после прозвучавшего извинения отложил тряпку, молча подошел к уже успевшему отвернуться Зиллаху и опустил ладонь ему на плечо, мягко сжав пальцы.
– Останься, – тихо проговорил Кристиан. – Мы оба не хотим, чтобы ты уходил, поэтому прошу тебя, пожалуйста, останься со мной.

Отредактировано Christian (24.05.2016 10:18:43)