Он просил ее стоять.
Или требовал - но нет, его слова просили, но то, как он схватил ее руку - все-таки означало требование. Без права выбора, без возможности выхватить руку или без его желания. Авраам прижал ее к себе и Дейдре вдохнула поглубже, вспоминая этот запах - за те пару месяцев, которые прошли с их первой и единственной встречи, многое могло измениться, но не запах, исходящий от Гика. Смесь одеколона и чего-то еще, Дей не известного и незнакомого, как будто каких-то пряностей или даже корицы - в этом был весь Авраам и теперь в этом была и Дейдре. За те мгновения, что они стояли так близко друг к другу, ей показалось, что она переняла его запах, но стоило отстраниться хотя бы ненамного - и вся магия пропадала. Дейдре Бёрнс оставалась собой и ей было недостаточно таких коротких объятий для кардинальных перемен себя. Что логично. На что она надеялась?..
Когда он заговорил про побег, ей захотелось язвительно ответить, мол, да, прошлый раз сбегал ты, а на этот раз моя очередь, но на это не нашлось сил. И все-таки какого черта он был здесь?! Зачем она вообще сюда зашла?.. Нужно было идти спокойно домой, не заходя никуда по пути, что за... Судьба такая.
Его слова бросали взрослую и зрелую Бёрнс в дрожь, ведь теперь он зачем-то предложил проводить ее домой. Она взглянула на него резко подняв глаза и закачала головой, ничего вслух не говоря.
- Ничего не запутано, - наконец проговорила Дей, когда он отпустил ее руку и теперь смотрел ей в глаза. Дейдре тоже не отводила взгляда и очень старалась стойко смотреть в его голубые-голубые глаза, которые теперь были такими холодными, что по ее телу бежали мурашки, - Наоборот, все предельно ясно, - она старалась говорить спокойно и безэмоционально, - Мы тогда разбежались и теперь тоже... Нужно разойтись, - все-таки отвела взгляд, не в силах больше смотреть в эти льдинки. Что-то в нем изменилось, но Дей не могла понять, что. То, как он схватил ее за руку, прижал к себе, теперь пытался что-то сказать... Было не так по-детски, как раньше? Или ей лишь казалось? - К себе я тебя уже не приведу, - и это было чистой правдой, потому что некуда было теперь приводить. Вернее, было, но второй раз допускать прошлую ошибку и показывать свой адрес Дейдре не хотела и не могла. Вдруг он вернется? А ведь он вернется... Вернется, да?
- Чай с кексами - очень мило, только я на диете и сладкое не ем, - она пожала плечами и огляделась вокруг: люди в баре смотрели на них внимательно, как будто перед ними разворачивались действа какого-то кинофильма, где два главных героя то сходятся, то снова расстаются, то бросают все попытки быть вместе... А у них ведь с Гиком ничего такого не было. И обманывать людей не хотелось. Поэтому Дей тихо сказала, - Давай выйдем. - и в следующий момент уже сама толкала дверь бара, не дожидаясь, пока Авраам как джентельмен откроет ей.
Уже на улице она вдохнула полную грудь воздуха и почувствовала, как постепенно приходит в себя: в начале сентября в Сакраменто было еще тепло, но прохладный вечер поздними вечерами все-таки давал свободно вздохнуть. И даже мысли как будто немного прояснились и стало чуть-чуть понятнее, что теперь Гику сказать. Нужно было только закурить.
Дейдре полезла в сумочку и достала сигареты, делая это в привычном темпе, не слишком торопясь, но и не растягивая вальяжно движения, зажала сигарету губами и сама себе ее подожгла - самостоятельность вообще была одним из ее наиболее развитых личностных качеств. Вдохнула поглубже и набрала приятного дыма в легкие: кто бы что ни говорил, а курят люди первым делом ради эффекта, а не из-за "возможности покурить и самого процесса". Кого вообще волнует процесс? В любом деле важнее итог. В курении, в алкоголе, в наркоте - получаемый эффект, в сексе - оргазм, в работе - зарплата, а в жизни... В жизни тоже что-то, что ждало ее. Потом. А то, что сейчас - это лишь мера достижения результата.
- Кажется, я пришла в себя, - сказала, когда наконец посмотрела на Авраама, а затем даже заботливо протянула ему открытую пачку, - Ты куришь? - но через мгновение уже убирала в сумку, - О чем я вообще, вряд ли ты куришь, пьешь или когда-то пробовал наркоту, - сложила руки на груди, снова затягиваясь и выдыхая едкий дым, - Может ты еще и девственник? Тогда понятно, почему в прошлый раз сбежал, - она хмыкнула, отводя взгляд и делая очередную затяжку.
И ненавидела себя. Вот она, вот настоящая Дейдре Бёрнс - паршивая, мерзкая, злая и ядовитая женщина, не заслуживающая в жизни ничего лучше этих вот сигарет и того пива, что есть в баре за спиной Авраама. Лучше бы он не останавливал ее и дал сбежать - она могла наговорить ему много очень плохих вещей, будучи задетая за что-то живое, за что-то свое. Ей проще было снова стать вредной и жестокой Дейдре Бёрнс, чем раскрыться перед кем-то. А зачем?

Ты слышишь звонок в дверь, кого там нелегкая принесла? Пусть валят на все четыре стороны, а не звонят, действуя тебе на нервы.
Звонят, правда, как-то странно. Птички на звонке чирикают подозрительно протяжно. Не то, чтобы ты запоминала, как кто звонит тебе в дверь, не сталкер же ты какой или помешанная баба, но все равно этот звонок заставил тебя не делать вид, что никого нет дома - хотя первая мысль была именно такой.
Подходишь к двери и аккуратно глядишь в глазок, но этого уже можно было и не делать - ты слышишь голос, который, его ж мать, вообще не хотела бы сейчас слышать. Материшься тихо-тихо себе под нос, в слух не произнося ни звука, прислоняешься спиной к двери и глядишь куда-то на потолок, надеясь на то, что он подумает, что никого нет и уйдет... Но у Мартина был, похоже, слишком хороший слух, благодаря которому он понял, что ты все-таки дома, а потому нужно было открыть. Нельзя было не открывать - он бы ведь что-то заподозрил. Да и вообще, нужно бы уже собраться и выкинуть всякую чушь из головы.
"Нет ничего неисправимого," - как-то опасливо думаешь ты, открывая дверь с уже заготовленной милой улыбкой. В памяти почему-то всплывает эпизод вашего знакомства - ты ведь точно так же открывала ему дверь. Правда, в другой квартире. И как будто немного другая ты, да и он изменился. Мартин стал то ли взрослее, то ли серьезнее, то ли стал более жестоким - ты не могла понять, что именно изменилось в нем, но зато прекрасно знала, что изменилось в самой тебе. Волнение, за последний год только нарастающее где-то в душе, только увеличивалось и если в прошлом году ты открывала ему дверь с виноватой улыбкой девочки, которая нашкодила и может получить за свое плохое поведение по заднице, то теперь ты улыбаешься и сама слишком как-то по-взрослому, слишком устало и вымученно.
И не потому, что не рада его видеть.
Ты рада, что уж говорить. Ведь Мартин был для тебя правда особенным из всех твоих любовников, а теперь-то стал вдвойне...
От снова подкрадывающихся изнурительных мыслей о беременности тебя отвлекает он, притягивая к себе и целуя. Для тебя этот поцелуй как моргающий огонек на панели управления самолета - опасность, давление падает, высота критическая, возможно крушение - такое вот предупреждение грядущего пиздеца истерики, который может проявиться, обними он тебя на мгновение дольше.
Но Мартин ничего не подозревает и отстраняется от тебя с улыбкой - ему вовсе незачем знать о том, что произошло, тебе нужно вести себя как всегда, а потому лучше все-таки ответить на вопрос, который он задал еще в дверях, а теперь проходил дальше в квартиру.
- Не спала, - не узнаешь свой голос. Хриплый, как будто сейчас разревешься, что за абсурд. Кашляешь, чтобы привести себя в норму, а потом продолжаешь, улыбаясь и проходя за ним по пятам, - Да, вовремя ты. Не то слово, - застываешь на мгновение, запинаешься, - В смысле, ты всегда вовремя. Но с бухлишком, конечно, я рада тебе еще больше. - несвязные слова складывались в такие же несвязные предложения и нужно было признать, что с миссией "не дать Мартину ничего заподозрить" справлялась ты хреново.
Глянула на свою бутылку, уже стоящую на столике, затем перевела взгляд на вино в его руках - "Но мне ведь нельзя..." - снова услышала в своей голове и покачала головой, садясь рядом с Мартином и теперь наблюдая за его движениями, облокотившись на колени.
- Да, вполне, - пожимаешь плечами, а сама мысленно уже пытаешься понять, что сказала или сделала не так, что он смог что-то заметить и путем несложных логических рассуждений понимаешь, что скорее всего... Всё. Теперь сидишь как на иголках и пытаешься припомнить, сидела ли так раньше, говорила ли так раньше, вела ли себя так раньше, до того, как узнала о своей беременности.
- День действительно ужасный, - согласилась внезапно для себя, кивая головой и принимая в руки бокал, - За наши встречи. Редко, но метко, да?.. - и рассмеялась от своей же шутки. Глупо, немного истерично, странно - Мартин наверняка удивился не меньше твоего этому твоему приступу смеха, со стороны такому безосновательному. Держишь бокал в руках аккуратно, чтобы не разлить вино по всему дивану или не пролить на себя и Мартина, но из-за неаккуратности движений все-таки попадаешь ему на рубашку, - Вот блять, прости, а, - успокаиваешься, ставишь бокал на стол и берешь салфетки со стола, пытаясь промокнуть пятна на рубашке. Через нее самыми кончиками пальцев чувствуешь его, дотрагиваешься до кожи и отстраняешься, - Снимай давай, надо солью посыпать, а потом застирать. И не спрашивай, откуда я это знаю. Просто знаю - и все, - поднимаешься с дивана, снова надевая усталую улыбку и забираешь рубашку.
Уже в кухне на автомате достаешь из ящика соль, сыплешь на пятно, втирая аккуратно пальцами, стараешься не высыпать слишком много - к несчастью же, хотя, казалось бы, куда уж хуже - и не высыпать слишком мало - лишать Мартина такой классной рубашки из-за собственных нервов было бы как-то глупо. Замираешь - прислушиваешься к чему-то. Не знала бы ты, что делала до этого, и могла бы подумать, что курила, потому что чувствовала себя будто на измене. Догадался ли он, что что-то не так? Что случилось сегодня, что он пришел?
- Дорого будет ремонт? - спрашиваешь, не оборачиваясь и продолжая втирать соль в вино. Магии не происходило, но оно вроде светлело и из темно-бордового превращалось в розовое с каким-то странным зеленоватым оттенком, - Ты пришел залить эту проблему вином? - усмехаешься, пытаешься пошутить. Иначе - зачем он пришел к тебе? И именно сегодня. У того парня и правда глаза на жопе, а еще глаз-алмаз, раз он выбрал сегодняшний день для аварии с Мартином, - Просто последнее время и правда реже видимся, - наконец замираешь и теперь смотришь на него, наклонив голову немного набок, - Не подобает для мужа-то и жены.
В голове проносится идиотская до одури мысль про алименты и ты качаешь головой, зависая взглядом теперь на рубашке и на пятнах на ней.

Люблю, когда люди понимают меня с полуслова. Ну, или хотя бы с первого раза.
    Билл же не из таких. Он не слышит за моими словами о кофе просьбу отпустить руку и позволить самой дойти до нужного дивана, вместо этого кивая и убеждая, что принесет его позже, после того как я сяду на мягкую софу, да еще и расписывает все плюсы этого места, что оно стоит чуть дальше от всех остальных посетителей, что там есть мягкая приятная подсветка стен, из-за которой свет не бьет в глаза, а плавно ложится на стол, там очень удобно читать и просто сидеть и пить кофе в таком приятном антураже.
    Что он говорит?
    И главное - зачем? Сколько можно пытаться объяснить мне, как  в ы г л я д и т  что-либо? Если люди, которые делают это, думают, что мне очень бы хотелось слышать, как выглядит то, чего я не ви;у - они ошибаются. Я не злюсь, не раздражаюсь, не коплю обиду за это, но мне всегда становится немного грустно от того, что окружающие жалеют меня, пытаясь восполнить мои, как им кажется, недостатки. Разве нельзя просто принять меня такой, какая есть? Да, я не смогу сама увидеть, как мягко ложится свет, какого цвета диван, стена или пенка на моем кофе. Но ведь я могу многое другое. Я слышу. Я чувствую запахи. Я ощущаю мир прикосновением. Было бы намного приятнее, расскажи он мне, какая мягкая обивка у этого дивана, какой чудный аромат создается специальными свечами, зажженными именно в том углу, как негромко и в то же время слышно там играет музыка, потому что основные колонки находятся совсем не в этой зоне.
    Так было бы намного лучше и мне бы даже захотелось туда пойти. А сейчас я ловлю себя на мысли, что пытаюсь придумать отговорку для того, чтобы не садиться в угол, озаренный мягким светом и красивым диваном, мне нужен лишь повод, маленький знак, какое-то спасение или спаситель, который бы смог освободить меня от этого.
     Но мне и подумать было странно, что этот знак действительно будет.
    Негромкая стандартная мелодия звучит из сумки и я невольно резко убираю руку из рук Билла, открывая сумку. Никаких молний - лишь застежка на магните, которая раскрывается за доли секунды.
    Я нащупываю телефон в сумке, но он перестает звонить. Мысленно чертыхаюсь, сетуя на то, что знак оказался каким-то незавершенным, и понимая, что сейчас официант снова возьмет меня под руку и поведет к красивому дивану. Судьба как будто подразнила меня - и снова кинула в объятия Билла, готового рассказать обо всем, что я не вижу.
    Тихо вздыхая я поворачиваюсь к своему знакомому, чтобы еще раз сказать, что дойду теперь сама, но тут слышу свое имя. Голос - тот же, что до этого мне пытался нагрубить или испортить настроение, того самого человека, чей запах сигарет и одеколона я почувствовала на улице и смогла запомнить и узнать здесь, в кофейне. Неспешно оглядываюсь на голос, хочу спросить, откуда он знает мое имя, но в глубине души уже догадываюсь, что произошла забавная история: похоже, ему все-таки не сказали, что она незрячая.
    Легкая усмешка появляется на моем лице и я прикрываю рот рукой: вдруг молодой человек подумает, что я смеюсь над ним и тем, что он выглядит немного глупо, нахамив слепой женщине, которая вдобавок оказалась его коллегой. Вовсе нет. Просто все это как-то... Смешно. Почему ему не сказали об этой немаловажной детали обо мне? Забыли? Посчитали неважным? Я не считаю себя уникальной, но ведь слепой копирайтер - это действительно необычно, до него должны были дойти хотя бы слухи! А раз не дошли, то варианта остается всего два - либо нет слухов, либо этот мужчина не слушает рассказы о других людях за их спинами. Какой из этих вариантов лучше - решить сложно, и меня приятно удивляет то, как он отшучивается, говоря о своей должности.
    Он подходит к моему дивану, а теперь сидит совсем рядом - я слышу это, хоть он и говорит немного громче, чем мог бы. Не до конца понимаю, зачем. Вдыхаю глубже и снова чувствую приятный мужской запах и на этот раз отчетливее, чем раньше. Еще раз отмечаю про себя, как интересно в этом запахе смешались аромат сигарет и мужского одеколона - есть мужчины, для которых подобное смешение становится катастрофой, неряшливостью и какой-то нескладностью, но здесь эти два запаха будто дополняют друг друга и при том стали одной из составляющих всего его образа.
- Теперь не за соседним, - пожимаю плечами и улыбаюсь, снимая легкий жакет, чтобы остаться в блузке. Билли, наконец, уходит, решив вероятно, что теперь этот мистер... МакНамара в случае чего сможет мне помочь. Что ж, мне остается лишь мысленно благодарить его за то, что он ничего такого не сказал вслух. А Билл может. Может.
    Мужчина, представившийся Адамом, не говорит ничего лишнего и интонации его немного суше, чем могли бы быть. В конце концов нам с ним сегодня вместе работать, а он мне, кажется, совсем не рад. Что ж, может оно и лучше? Он один из немногих, в чьем голосе я не слышу к себе жалости или сострадания, очень часто ловко выдаваемых за искренние, но на деле ничем в душе не подкрепляющиеся. Я не заносчивая и понимаю, что некоторые окружающие и правда хотят мне помочь, пожалеть, разделить мою печаль от моего изъяна, но пусть лучше делают это искренно или никак. Вот МакНамара придерживается второго варианта и этим вызывает симпатию, хотя уверена в его планы это вовсе не входило.
    Я поворачиваюсь к нему полубоком и решаю все-таки произнести фразу, повисшую где-то в воздухе, до того, как мы приступим к работе.
- Приятно познакомиться, Ваника Джонсон, копирайтер на фрилансе, - протягиваю ему первая руку и говорю мягко, но отчетливо, чтобы он не подумал, что задел меня своей раздражительностью или неосведомленностью, - Надеюсь, мы с вами сработаемся, - правда надеюсь, потому что от этой брошюры может зависеть моя дальнейшая работа.
    То приложение к журналу, которое нам с ним необходимо разработать - это вовсе и не брошюра, а скорее листовка, приуроченная к Хеллоуину. Главный редактор решил, что нужно работать не только с нашей привычной целевой аудиторией: женщинами от 30 до 40, состоящими в браке и имеющими в среднем по двое детей (эта статистика даже смогла нам подсказать, какую музыку слушают эти девушки - боюсь представить, сколько он за это заплатил!), но и с их детьми. И я очень рада, что это задание досталось именно мне, ведь получила я его по счастливой случайности, оказавшись тогда в редакции по какому-то своему вопросу. В голосе редактора, как обычно очень уставшем и немного хриплом, я не услышала, что он был не рад моему предложению о помощи, лишь сразу предупредил, что работать придется с неким МакНамарой, у которого очень своеобразный характер.
    Тогда я не поняла, что редактор имел ввиду, но теперь я сижу рядом с Адамом и кажется понимаю, о какой своеобразности шла речь.
    Шум в кофейне будто немного стих, и я отчетливо слышу, как Адам достает что-то из своего рюкзака. Мне интересно, что это, но не спрашивать ведь его об этом? Может потом мне удастся расслышать какую-то подсказку, пока же теперь откуда-то сбоку снова голос Билли и негромкий стук подноса о стол: он принес мне мой кофе и теперь я чувствую приятный аромат капучино. Местный кофе - один из лучших в нашем районе, а потому я, спешно его благодаря, беру кружку в руки, постаравшись запомнить, куда официант поставил ее на столе, и подношу ближе к лицу, вдыхая глубже многогранный и немного резкий, но такой вкусный запах кофе. Да, прежде чем взять стакан в руки я немного неуверенно и плавно с доли секунды вожу над столом до того момента, как кончики пальцев не почувствуют горячую кружку, но вряд ли Адам смог это заметить.
- Плана конкретного нет, я думала мы поделимся идеями относительно этой брошюры и исходя из этого будем разрабатывать концепт и распределять отдельные части, - делаю глоток кофе, обжигая нёбо. Горячий. Спешно ставлю стакан обратно на стол, чудом попав прямо на него и не проливая свой напиток на коллегу - вряд ли он обрадуется такому повороту событий.
Джек, до этого мирно лежащий на моих ногах, приподнимает голову. Наверняка теперь внимательно смотрит и пытается понять, что произошло с его хозяйкой.
- Простите, - говорю живо, виновато улыбаясь, - О чем мы говорили? Ах, да, концепт. Так как нам с вами не обозначили никаких рамок, которых стоило бы придерживаться в работе... - делаю паузу, потому что следующая моя фраза может решить исход нашей беседы и встречи, он может посчитать меня глупой и инфантильной, наивной и совершенно не разбирающейся в потребностях читателей и неведомо кем еще, а потому набираю в грудь побольше воздуха и произношу, не убирая улыбки с лица, - Я подумала, что можно было бы написать хелллоуинскую сказку! - выпаливаю быстро, чуть громче, чем нужно было бы, и уже потом понимаю, что сижу, полностью повернувшись к Адаму, выпрямив спину и сжав руки на коленях, - День всех святых, можно придумать столько всего, - говорю уже тише, разворачиваясь к столику и вспоминаю, что мой кофе до сих пор без сахара, - Подайте, пожалуйста, сахарницу, - протягиваю руку над столиком и жду, когда он сможет дать мне сахар.
    Наверное, эта застывшая над столом рука и вообще вся моя поза сейчас говорят о том, что мне нужна помощь.

Я поднимаю голову и вижу, что за окном уже светло. Тихонько матерюсь себе под нос, потирая руку, которую как-то неправильно положил под голову и отлежал, пока спал, и думаю, что бы приготовить себе на завтрак. Пожалуй, ничего - это самый лучший вариант, ведь еще слишком рано, чтобы кто-то подзарядил автомат с шоколадками или досыпал кофе в кофемашину. Удивительная способность офис-менеджеров с точностью рассчитывать количество необходимого кофе  на день вплоть до последнего зернышка меня поражала давно, с самого первого моего дня работы здесь. При чем девчонки менялись, а их умение оставалось непоколебимым. Наверное, они передавали это тайное знание, тайную формулу эссенции бодрящего напитка от старшего к младшему и выгоняли из ковена офис-менеджеров, если ты поделишься этим секретом с кем-то чужим.
    Снова кладу голову на стол, теперь уже не подкладывая под нее руку, и чувствую прохладу деревянного стола.
    Проскальзывает дурацкая мысль о том, что пора просыпаться, но черт побери, как же не хочется...
- Дэй, ты опять на работе ночевал? Какого хрена?
    Я поднимаю голову и вижу, что за окном уже светло. Тихонько матерюсь себе под нос, потирая руку, которую как-то неправильно положил под голову и отлежал, пока спал, и думаю, что бы ответить нашему режиссеру Митчу, чтобы он побыстрее замолчал. Эти его участливые вопросы типа "почему ты проводишь так много времени на работе" на деле имеют смысл вовсе не тот, о каком можно было бы подумать с первого раза. В его голосе явно слышится тревога за то, что я нихрена не сделал к сегодняшнему выпуску "Sacarmento today" и, знаете, он почти прав. Мельком гляжу на листы, исписанные моим мелким и кривеньким, совсем будто бы слабым почерком и на мокрое пятнышко от слюны на букве "З" в слове "здравствуйте". Слюнявый будет выпуск.
    Резким движением стираю рукавом рубашки эту неловкость и вскакиваю. Кружится голова, в глазах потемнело, но так хочется скорее отделаться от сегодняшней работы, всучив Митчу сценарии на три дня вперед, которые я накидал вчера вечером. Я подхожу к нему, буквально прижимаю листы к нему, чувствуя через них вовсе не пресс качка, а вчерашний очень поздний обед и пару галлонов пива:
- Набросал на пару дней вперед. Сегодняшний был у Кэрри еще в пятницу, - говорю тихо, держась одной рукой за разболевшуюся голову. И что ей от меня надо? Сегодня ведь я даже спал. Часа три или больше. Бессонница, мать ее.
   Иду, немного покачиваясь на ходу: голова продолжает кружиться, и мне приходится придерживаться за косяк двери, когда  я прощаюсь с Митчем. На сегодня мой рабочий день закончен, а ему и сказать на это нечего.
    Мне надо отсюда уйти - и я ухожу. Каждый гребаный такой вот понедельник говорю себе, что ухожу, а на следующий день возвращаюсь снова.
- До завтра, - слышу из-за спины
    Киваю.
    Какого хрена...
***
   Мой план прост, как задачка у первоклассника - дойти до ближайшего старбакса, взять себе какой-нибудь кофе, доползти до дома, упасть на диван и еще пару часов бесцельно проваляться, глядя в потолок. Может быть оторвать свою задницу от софы через часик или два, сесть за письменный стол и исчиркать несколько листов формата А4 быстрым, резким, где-то угловатым почерком, может порвать несколько этих самых листов слишком резким движением руки с зажатым между пальцами острым пером.
    План был ясен как день - примерно такой же, какой наступил бы после этого понедельничного утра.
    Люди вокруг спешат на работу, а я уже иду с нее - наверное, мне бы позавидовали многие, но для них я - лишь прохожий, у которого офис находится в противоположной стороне, совсем не рядом с ними. Шагаю спокойно, не торопясь, не опаздывая, иногда одаривая оценивающим взглядом людей, идущих рядом или идущих навстречу, и каждому из них придумывая какую-то историю и какое-то прозвище, которое, быть может, вовсе не подходит им по жизни, но зато идеально описывает сегодняшнее утро.
    Вот идёт "волчара" - торопится, поглядывает на часы, злится на всех вокруг и ненавидит сегодняшнее утро и, наверное, еще и свою жизнь; следом за ним спешит "балерина", играючи перепрыгивая лужу и перемещаясь и дальше как-то вприпрыжку - легкомысленная девчонка, наверняка работает какой-нибудь секретаршей или личным помощником (и неведомо, что хуже); на другом конце улицы таранит проход в мир счастья и радостей, именуемый в мире понедельником, "человек-пароход", сносящий все на своем пути.
    Вглядываюсь чуть лучше - и узнаю в этом пароходе на самом деле маленький пароходик Роману Вилсон - коллегу и товарища по умопомрачительно интересной работе сценариста. Не могу упустить возможности поприветствовать ее (или мне просто скучно?) и перехожу улицу, идя теперь ей навстречу. Романа же оправдывает свое имя "парохода", чуть было не прибавляя к нему еще и определение "Титаник", врезаясь в фонарный столб. Люблю этот город, люблю Сакраменто, особенно за то, что иногда ее фонарные столбы появляются на пути у обычных людей совершенно случайно. Усмешка появляется на моих губах, я прикрываю рот рукой, глядя куда-то в сторону и иду вперед, прямо к ней, будто бы вовсе ее не замечая.
- Я тебя не видел, - говорю после того, как неминуемое столкновение все-таки произошло, - Разве? - показательно поправляю волосы рукой, на деле и вовсе не представляя, что там на голове творится. Мне нужно было просто дойти до дома и упасть в диван - а для этого не обязательно сногсшибательно выглядеть.
    Романа забавная: невысокая, миниатюрная, мы с ней не то чтобы неплохо ладили, но неприязни она у меня точно не вызывала. Тем более работу свою выполняла в срок и без ошибок, а уж за столько лет работы на телевидении я научился ценить подобные качества в людях.
- А ты... опаздываешь? - отвечаю вопросом на вопрос, немного наклоняя голову набок и глядя на нее сверху вниз, - И, кажется, на студии рабочий день уже начался. Но без сценаристов... Справятся? - мне нравится иногда ее подкалывать, может она даже слишком ответственная для нашей работы. Вот и теперь я уже шел домой, нахлебавшись "вдохновляющей" атмосферы студии еще со вчерашнего дня, а ей это все еще только предстоит...
    Так может отсрочить ненадолго для нее этот сладкий момент прихода на работу? Тем более от бессонницы я и несколько ее рубрик накидал и отдал утром.
- Идем за кофе? - засовываю руки в карманы и продолжаю свой путь вперед, подальше от студии, - За опоздания еще никого не увольняли, - говорю не оборачиваясь, немного быстро, проглатывая последние слоги у слов.
    Кофе хочу.

Этот рыжий опять улыбался.
Зак мог бы уже привыкнуть к этой премерзкой улыбочке, которая слишком часто зияет на лице имитатора и при виде которой хотелось угостить своего дорого и любимого информатора лимоном покислее, но... Нет, привыкнуть было невозможно, а лимона под рукой не было, и поэтому Рамшоу в ответ скривил гримасу, которая должна была показаться ответной улыбкой, но скорее была похожа на гримасу от боли, будто ему кто-то отдавил ногу под столом.
- Куда уж больше, - тихо проворчал Зак, сам прекрасно понимая, что Лемуэль не мог быть полностью доволен тем, что с ним теперь знаком еще один агент из Йормунганда. Парень заторопился, пытался отшутиться, но Закарья смотрел на него в упор, сложив руки на груди и прекрасно понимал, что после шуточек обязательно дело дойдет до чего-то действительно стоящего. Оставалось только узнать, сколько им это стоящее будет стоить.
И Голубь начал говорить о цене. Что-то вроде нескольких оперных театров, после чего Зак опять отметил про себя странность своего товарища-информатора и чуть не изобразил "фейспалм", негодуя от собственного выбора коллеги имитатора, ну неужели нельзя было найти кого-то адекватней? Кто будет говорить четче, не улыбаться в кажется-слишком-много зубов и от которого не будет хотеться сбежать куда подальше, лучше под одеялко с кружкой теплого молока... Ну, похоже, нельзя. Или можно было, но кто сказал, что тот информатор был бы приятнее и добродушнее? В конце концов, Лем не так уж и плох. В том плане, что этот рыжий точно знает цену сделки и если что-то пообещает - выполнит, они ведь это уже проходили. И тогда Голубь сделал свою часть работы и, забрав плату, скрылся из виду. Чисто, четко, без дополнительных телодвижений.
Какой-то он получается слишком хороший информатор.
Зак перевел взгляд на Майера, который выглядел ну очень уставшим и даже немного больным. "Зачем ему было со мной ехать? Отдохнул бы дома, не знаю, с детьми посидел, уроки поделал..." - они не то, чтобы не очень много общались, они вообще никогда не общались до этого задания больше, чем "привет, как жизнь", и то - из мужской солидарности и из-за того, что в лифте ехать вдвоем шесть этажей ехать в тишине - это испытание похуже улыбочек Голубя.
- Слушай, Голубь... - Зак взял в руки стакан своего темного напитка и сделал пару глотков, - Мы ведь с тобой вроде бы отработали уже систему, а? Ты рассказываешь мне о чем-то, чему я бездумно верю, а потом мы встречаемся и я угощаю тебя стаканчиком пива! - парень добродушно улыбнулся, надеясь, что Лем поймет, насколько неудобно обсуждать детали оплаты информации перед Майером. Заку присутствие третьего лица было не полезнее, чем имитатору, ведь выяснись что-то лишнее - накроется медным тазом его карьера в Йорме, а ей на смену придут насмешки и понижение, - Давай не будем менять правила? - он еще раз кивнул и глотнул пива, - Только пиво не здесь, хорошо? Гретель налила мне больше пены, чем... - Рамшоу обернулся к Гретель, которая протирала стаканы рядом с барной стойкой, и подмигнул ей, поднимая свой бокал. А вдруг он когда-то еще здесь окажется? - В прошлый раз этой не было... - он повернулся обратно к странной компашке из Филона и сурового оперативника Йормунганда, и мысленно усмехнулся ситуации.
"Вот это тусовка..."
- Нас интересует, кто, если не Гага. Зачем - мы разберемся как-нибудь сами, твою сохранность гарантируем и бла-бла-бла... Кто держит сайт и кто эти ролики снимает. Кому это может быть выгодно или интересно - вот что нас интересует, - парень оглянулся на коллегу: ну подтверди, что ли, или предложи рыжему пройти по программе защиты свидетелей!
Будем защищать свидетелей от рыжего.

Сэм складывала из салфетки в руках что-то отдаленно напоминающее оригами - японскую технику превращения листов бумаги в изящные произведения искусства, которая сейчас старательно применялась к уже замусоленным и слишком тонким аналогам платка для девушки. Когда Грей заговорил про маму, она замерла - разговаривать про нее всегда было тяжело: Саманта скучала по матери и очень хотела бы быть с ней рядом, но ни в коем случае не хотела допустить, чтобы она узнала, как ее дочери сейчас тяжело.
- Думаете, мама замечает? - спросила она скорее у самой себя, нежели у автомеханика, остановив взгляд на смятой салфетке, разложенной на столе, но через пару секунд уже ослабила осанку и, будто бы улыбнувшись, покачала головой - Нет.. Нет-нет-нет. - подняла взгляд на мужчину и чуть громче продолжила - Моя мать думает, что я счастлива. Что я работаю в своей любимой сфере, что у меня есть друзья, что у меня есть всё, ну или почти все, что нужно для беззаботной и радостной жизни девушки - на каждый аргумент в пользу счастья Сэм загибала по одному пальцу, и даже "все" и "почти все" вошли в этот перечень - Я звоню ей и веселым голосом рассказываю о своих буднях, да вы же сами в прошлую нашу встречу видели это! - девушка щелкнула пальцами: слезы, отошедшие на второй план и кажущаяся смена настроения в лучшую сторону могли быть жуткой обманкой - Как я бодро тогда вышла из Агентства и радостно с ней болтала! А потом увидела вас и день повернулся не в лучшую сторону - добавила тише, будто извиняясь - Но суть в том, что моя мама со-вер-шен-но не представляет, каково мне. И оно и хорошо - Саманта откинулась на спинку дивана и начала складывать салфетку, вновь шмыгая носом - Если еще и она будет волноваться из-за меня... Я могу и сама справиться со всем. Я сильная - очень сильная, правда опять начала вытирать глаза от слез.
Странное дело: она рассказывала то, что почти пообещала себе никогда никому не рассказывать человеку, которого видит второй раз в жизни. Ну не идиотка ли?
- Точно идиотка... - проговорила она себе под нос, когда к ним подошла Бэтси с тарелками и участливо поинтересовалась, все ли в порядке. Грей ответил так, словно она прервала его за важной и сосредоточенной работой - грубо, но вежливо, чтобы точно отвалили, и Саманта еще раз подумала, а почему она ему все это рассказывает? Вроде не в ее характере вот так из ничего рассказывать самое сокровенное... Снова вытерла лицо, взяв новую салфетку, посмотрела на официантку, улыбнулась и уверила, что все в порядке. Бэтси посомневалась с минуту, но раз уж даже предполагаемая жертва говорит, что все в порядке, значит все так и есть. Кто знает, как люди общаются между собой и чувства выражают?
- Я их обычно хорошо складываю - взяла с колен маленького салфеточного кривого журавлика и положила на стол, пододвинув  чуть ближе к Грею, птица не растерялась и сразу клюнула стол, опершись на кривенький клювик и расправив бумажные крылышки. Рид глубоко вдохнула и выдохнула, прикрыв глаза: пора было успокаиваться и, например, продолжать рассказывать, но не реветь - Давайте, пробуйте омлет! - постаралась сказать это как можно беззаботнее и сама взяла в руки вилку - Если уж вспомнили про тот случай, ну, про предыдущую встречу - пауза и мягкая улыбка - Вы ведь даже если были человеком, который спас меня из огня, все равно не признаетесь? - кивнула своим словам и продолжила - Не отвечайте, прошу - просто если ей и дальше будет становиться лучше от его присутствия чуть сильнее, чем, как ей кажется, должно было бы... - Говорят, на собственном опыте учатся. Но не все. Я вот не учусь, похоже.