Спорить и доказывать, будто собственный образ жизни являл собой непризнанный эталон и истину в последней инстанции, Кристиан не торопился. Не о чем тут было спорить, и доказывать тоже нечего. В сущности, Зиллах оказался прав: в его жизни, какой бы она ни была сейчас, что бы с ним ни приключилось, что довело его до такого плачевного состояния – во всем этом действительно было разнообразие, то самое, которое начисто отсутствовало в ничем не примечательном и заурядном существовании самого Кристиана. В его вялотекущих, сменяющих друг друга буднях уже давно не происходило ничего нового. Даже этот хренов бар – и тот практически застыл в вечности под стать своему бессменному хозяину. Ничего необычного: ни новых впечатлений, ни эмоций, ни перемен.
«Да ну? – тотчас же глумливо осклабилось сознание. – Так ли уж никаких? А полудохлый старик, возжелавший тебя убить? А факт, что на днях ты едва ни сдох, получив пулю? И ведь сдох бы, кабы старый хрен не промазал. Все это в качестве новых впечатлений уже не канает? Да ты зажрался, Крисси.»
Вампир на секунду зажмурился, тряхнув головой в попытке заткнуть надоедливый внутренний голос. Если быть честным с самим собой, следовало признать, что все это время он завидовал некогда встреченной им беззаботной троице редких сородичей, что брали от этого мира все, что им заблагорассудится, не заботясь о таких формальностях, как необходимость платить по счетам. Всякий новый день они проживали по-разному, ни от кого не завися, не нуждаясь ни в ком, кроме как друг в друге, и лишенное простых удовольствий древнее, намертво увязшее в собственном отравленном одиночестве существо интуитивно тянулось к тому, чего не имело. Кристиан неоднократно задавался вопросом, отчего он не бросил все в первый раз, не уехал с ними? Что удерживало его в этой гнилой умирающей дыре? Разум услужливо воссоздавал в памяти лицо Джесси, и когда яркий образ ожидаемо натыкался на стылую пустоту в душе, Кристиан понимал, что все это суть лишь наспех придуманные отговорки. Держали его вовсе ни навязанные самому себе несуществующие обязанности, ни даже щемящая сердце жалость по отношению к наивной, но обреченной девочке, ни чужая безответственность и выхоленное на ее фоне пресловутое чувство долга, а самый обыкновенный страх и нерешительность, продиктованная опасением, что он никогда не сумеет стать одним из них – тех, кто был с ним одной крови, а в реальности существовавших в параллельной вселенной, от которой самого Кристиана отделяли гребаные три с лишнем века. Ему нечего было возразить Зиллаху, а обидные – без сомненья, именно такими они и призваны были показаться – слова отнюдь таковыми не воспринимались. В конце концов, на правду не обижаются.
Что же до Зиллаха, тому в данный момент уж точно было не до чужих обид или глубинных философских измышлений – его нещадно корежило и выворачивало над раковиной, и причиной тому явно являлась не выпивка. Кристиан лишь с тоской посмотрел на судорожно цепляющегося за раковину сородича, понимая, что даже при желании не в силах ему помочь, а когда того наконец отпустило, спросил:
– Что же за дряни ты наглотался?
Зиллах прислонился к стене, коснувшись ее затылком и на мгновение прикрыв глаза. Сейчас ему уже было похер, как его воспримет Кристиан, и как далеко его прежний, оставленный пятнадцать лет назад отпечаток в чужой памяти разойдется с нынешней неприглядной реальностью. Паскудный настрой никуда не делся, напротив, стал сильнее, пусть его и придавила внезапно навалившаяся усталость, однако он потрудился убрать из своей речи подъебки и издевки, прекрасно сознавая, что выделываться в его состоянии будет еще большим дебилизмом, нежели вообще до него прийти.
- Крови, - просто ответил вампир и, вернув взгляд на Кристиана, еле заметно криво улыбнулся. – Как ты мог догадаться, не совсем здоровой. Видимо, тот ублюдок должен был сдохнуть от рака или спида, но получил быструю смерть вместо загибания на койке, а я – чудесную ночь сначала на Сент-Луис, а теперь здесь.
Кристиан живо припомнил себя и отвратительный горький вкус, заполнивший глотку, едва клыки коснулись дряблого горла заживо пожираемого болезнью старика. Это было похлеще алкогольной интоксикации, сковывающей сознание и рвущей все внутренности. Кристиану тогда хватило одного глотка, чтобы понять, что к такой концентрации яду опасно даже прикасаться. Если Зиллах наткнулся на нечто подобное, то как он вообще сумел выпить эту мерзость?
– От него же должно было разить, как от сточной канавы, – удивился вампир. – Как ты мог не почувствовать. Да и на вкус… Это даже во рту удержать сложно, уже не говоря о том, чтобы пить.
Зиллах снова усмехнулся, глядя теперь уже перед собой в пол. Как он смог? У него не было внятого ответа на вполне логичный вопрос Кристиана, кроме как самого простого, очевидного и вместе с тем крайне идиотского, легко описывающего все существование вампира с того момента, как он пустился в свое одинокое путешествие.
- Я был пьян, и мне было похер, - после недолгой паузы отозвался Зиллах.