I was childish and unfair
To you,my only fiend
I regret,but now it's too late
I can't show you anymore
The things I've learned from you
Cause life just took you away

Опять этот дьявольский лабиринт! Каким-то невообразимым образом он все время играет главную скрипку в переломные моменты её жизненной симфонии. Он заманивает всё глубже и глубже, и уже кажется, что он состоит не из переплетения зеленых веток с маленькими аккуратными листочками, что это всего лишь приятная глазу обложка, которая, словно венерина мухоловка, своей невообразимой привлекательностью и ароматом притягивает к себе несчастные создания. С каждым ее шагом по его тропинкам, Ванессе казалось, что этот проклятый лабиринт состоит из грехов всех, кто хотя бы раз ступил в его пределы. Грехи ее матери, грехи сэра Малкольма, ее собственные... А сколько мерзости он впитал в себя за всё то время, что существует? Чьи ещё тайны были скрыты его границами?
Она всё чаще чувствовала, что нечто мерзкое, темное тянет к ней свои невидимые руки, просачиваясь сквозь мириады тоненьких веточек и жизнерадостно-зеленых листочков. И она начала принимать эти «прикосновения» как должное, как ласки неизвестного любовника. Она перестала ощущать себя Тесеем, который бродит по этому проклятому лабиринту без единой надежды на спасение, потому что в этой версии развития событий ему не досталась волшебная нить. Ванесса всё больше чувствовала, что становилась тем самым чудовищем, Минотавром, пожиравшим невинных людей. Вот только она питалась, упивалась болью, тайнами и теми самыми грехами.
По спине пробежал холодок. От отвращения перед своими мыслями, от презрения к людям, от жалости к себе? Или это просто была промозглая английская погода? Ванесса поежилась, но продолжила свой путь по коридорам этого жуткого лабиринта, не переставая касаться тыльной стороной ладони его зеленых стен, словно благодаря его за то, что хотя бы он не предает ее ожиданий. Ведь они все бросали ее...
У Мины вот-вот начнется новая жизнь, красивая, счастливая, в которой ее детской подруге не будет места. Ванесса не знала, что больше заставляло ее ненавидеть свою почти сестру: то, что она станет счастливой раньше нее, ведь это Вэн всегда была смелой, веселой, яркой, более достойной внимания, или же это была боль от расставания, которое должно разделить их жизни на до и после, которое превратит маленькую мисс Айвз в тень, всего лишь воспоминание... Она не знала. Но она пыталась бороться с собой, с этим невообразимым гневом, который пожирал ее изнутри. И успокоению не способствовала даже вера истинной католички, которая, по всем правилам и канонам, должна умиротворить и успокоить мятущееся дитя.
Последняя надежда была возложена на Питера, милого, скромного Питера, которого, как ей казалось, она любила той трепетной и невесомой любовью, которая должно быть носит название первой, а возможно и единственной.
Он всё, что у нее должно было остаться после отъезда Мины. Но и он предал ее, растоптал! Господи, да лучше бы он накричал на нее, рассмеялся, подшутил! Хоть как-нибудь бы отреагировал на поцелуй! Её первый поцелуй! Что угодно, только не этот глупый переход на другую тему, только не эти избегающие ее лица глаза! О, как она сейчас ненавидела их всех!
Чтобы не упасть от нахлынувшей боли Ванесса вцепилась в изгородь, сплетая свои тонкие пальцы с еще более тонкими веточками. Было трудно дышать, слезы душили, пытаясь вырваться наружу. Она открыла рот в попытки через крик выпустить эту боль наружу, заставив ещё одну тень страдания бродить по закоулкам этого лабиринта. Только вокруг всё ещё стояла звенящая в ушах тишина. Она не смогла издать ни звука, ей не положено даже такого освобождения.
В этот момент, ее пальцы, до этого всё ещё цеплявшие за веточки как за последнюю надежду на спасение, провалились в появившуюся из ниоткуда пустоту, по коже побежали мураши. Ванесса бы точно провалилась в это разверзшееся небытие, и была бы этому сейчас несказанно рада, вот только что-то или кто-то поймал ее, или упал на нее, но единственное, что она точно могла осознать, так это то, что теперь она стояла, прижавшись спиной к противоположной стене живой изгороди.
Она подняла глаза, на нее смотрел своими карими очами совершенно неизвестный ей молодой человек.
- Сэр? - это было единственное, что она смогла вымолвить в данный момент.