Грань между слабоумием и отвагой настолько же мала и слабо различима, как и грань между героизмом и идиотизмом или, скажем, самоубийством и попыткой подорвать «Финализатор». На самом деле, это не смешно. Не так «не смешно», как бывает, когда пошутил какую-нибудь пошлую шутку, не видя генерала Органу за спиной, и приходится делать рожу кирпичом и извиняться. А всерьез, взаправду не смешно. Не смешно.
     — Неужели у вас закончились эти привлекательные креслица? — интересуется Дэмерон, пока его ведут по бесконечным коридорам мимо тех отсеков, куда поместили в прошлый раз. — А экскурсию мне никто не проведет, нет?
    Потом один из штурмовиков метко ударяет его прикладом в живот, и Дэмерон складывается пополам. Даже прикусывает язык на какое-то время. Сердце начинает биться чаще, потому что он просто не догоняет уже, куда именно его ведут — как будто кругами по дурацкому кораблю, и откуда у них только коридоров столько нашлось, они же подорвали половину. Или все-таки обезвредили взрывчатку, хаттские отродья? Дэмерон вновь вскидывает голову, держит подбородок высоко, щурится по сторонам.
     — А вид на космос у меня будет? Я бы хотел со стороны солнца этой системы. Люблю солнце.
    Конвой вымуштрован настолько, что даже не поворачивает голов в его сторону. Один из штурмовиков просто с усилием знакомит свой бластер с боком Дэмерона, и тот прощается с ребрами — не то, чтобы впервые, но вообще он желал бы остаться с полным комплектом. Но тут ведь как. Когда начинаешь нервничать, становится сложно остановиться и держать язык за зубами. На его счастье, долгое вождение кругами все-таки заканчивается и — нет, вида на солнца у него не будет.
     — Прошлые мне нравились больше, — скалит зубы Дэмерон, пока его подводят к любимому, обожаемому всеми фибрами души креслу с энергокандалами. Теперь новенькое! Отполированное.
    Почему-то это не кажется ему хорошим знаком.
    На краткое мгновение Дэмерон видит шанс. Или ему кажется, что видит — честно говоря, в той последней драке его хорошенько приложило головой о стену, ему теперь всякое чудиться может. Словом, он совершает отчаянную попытку вырваться. Передать словами, как сильно ему не хочется в это кресло вновь, невозможно. Одна мысль о сеансе близкого общения с рукой Кайло Рена заставляет его бояться и ненавидеть буквально все в радиусе нескольких тысяч миль вокруг. Поэтому он дергает руки, вырываясь из хватки штурмовика, совершает гигантский прыжок прочь от конвоя, словно обезумевший зверь, немедленно получает по икре из бластера и бессильно падает на колени. Нога не просто болит. Она болит так, что рвущуюся наружу шутку Дэмерону приходится цедить сквозь зубы:
     — Среди вас нет желающих дезертировать? А то знавал я один случай...
    Штурмовики продолжают хранить стоическое молчание, как будто оглохли. Тогда Дэмерон просто бессильно ругается; его убедительно просят замолчать — кулаком в нос. Череп прошивает новой порцией боли, и конвой успевает покинуть помещение раньше, чем он — прийти в себя достаточно, чтобы суметь связать два хотя бы матерных слова. Где-то тут, неподалеку, на посту наверняка стоит штурмовик, но цепляться к нему у Дэмерона уже просто нет сил. Если в прошлый раз ему казалось, что он попал, то в этот раз ему кажется, что он попал.
    Где Финн, когда он так нужен?

***

    Желающих дезертировать среди этих штурмовиков не обнаруживается. Дэмерон теряет счет времени. На самом деле, ему просто отчаянно хреново и все болит, и это не то заставляет время безудержно стремиться вперед — к какому-нибудь бесславному концу, который потом даже внукам не перескажешь, потому что у него нет, к хаттам, никаких внуков! да и с того света ему будет уже не вернуться — не то заставляет время тянуться медленнее, чем секунды перед вылетом на новую миссию. А еще подстреленная по касательной нога. О, эта нога! Первое время он еще чувствовал струйки крови, противно стекающие вниз из опаленной раны, потом стало не до того.
    Общение с рукой, все дела.
    Иногда Дэмерон теряет счет не только времени, но и пространству, как будто перескакивает в какую-то совершенно чужеродную систему координат. Его мутит, он хочет есть, пить и в туалет, а еще понять, наконец, есть ли у него еще конечности для всего этого. Руки в этом дурацком кресле затекают почти мгновенно, не говоря уже о ногах. Задница тоже каменеет. Нет, это явно не место для приличного туриста.
    Дэмерон тихо смеется своей мысленной шутке, напрягается, разлепляя глаза. Обстановка все та же. Интересно, где Рей? Что сделали с ней? Если бы у него было чуть больше сил моральных и физических, он бы непременно попробовал разложить все случившееся за последнее время на логические цепочки, где у всего есть причина и следствие. Он уверен, что это бы объяснило их нынешнее положение. Но, видимо, не сегодня. Не сейчас.
    Он поворачивает голову, закрывает глаза обратно, готовый провалиться в это странное состояние полудремы-полуболи, но вместо этого слышит свой позывной. Как сквозь стену из ваты, но слышит. В первое мгновение ему кажется, что это просто галлюцинации прогрессируют, или на него все-таки снисходит сон, хотя какое тут спать, тут пожрать бы было неплохо. Для начала. А затем позывной повторяется, и еще, и еще, как будто кто-то очень хочет до него достучаться.
     — Черный Лидер, — ему даже думается с усилием, — слушает.
    Голос в голове кажется знакомым. Хочется пошутить все те же самые шутки про кресло, камеру на солнечной стороне и вот это вот все, но нет сил. А, и хатт с ними.

Отредактировано Poe Dameron (07.05.2016 19:53:03)

    Ну почему это кресло не могли поставить где-нибудь еще, кроме этой комнаты? Например, внутри TIE/sf, и тогда свои минуты боли, усталости и — ладно, до отчаяния он еще не дошел — скуки По проводил бы за внимательным разглядыванием этого чуда техники. Полетав в нем один раз, он бы не отказался попасть на подобный аттракцион вновь, но, кажется, не сегодня. Перспектива сдохнуть в кресле в энергокандалах ему решительно не нравится, и он тратит последние моральные силы на то, чтобы подумать обо всех, даже самых идиотских, планах спасения, какие только возможны.
    Например, как мирозданию такой план: он сейчас широко-широко улыбнется вон тому штурмовику с бластером у входа, тот от такой красоты неземной (По уже устал слизывать кровь с губ, а из носа все течет и течет) прострелит себе ногу и — по счастливой случайности! — энергокандалы Дэмерона, тот героически высвободится, заберет бластер, пристрелит подонка к хаттовой матери, а затем угонит TIE. Пролетится на нем прямо по внутренним коридорам «Финализатора», разнося все на своем пути, заберет тви’лечек из личных покоев какого-нибудь местного генерала или там, например, магистра Рен, и, стойте, погодите. Когда этот план успел свернуть не туда?
    Дэмерон усилием воли выныривает из странного состояния полудремы, в котором ему чудилось что угодно, кроме дельных предложений по спасению самого себя. С трудом разлепив глаза, он вдруг вновь слышит свой позывной. Тихо-тихо, едва заметным шепотком где-то на периферии, как будто это ветер просвистел. Но если тви’лечки тут еще, может быть, и найдутся, то вот ветра точно нет. Рей!
    По испытывает такое облегчение, что аж умудряется сползти чуть ниже в кресле, закинув голову назад, чтобы из носа, наконец, перестало хлестать. Жива. Ну слава всем тем сумасшедшим штурмовикам и командирам Первого Ордена, которые не нашли в себе здравого смысла пристрелить вражеского форсюзера на борту. Правда, чем это может помочь лично ему, По не в курсе. Хотя на краткое мгновение он представляет, как Рей с помощью Силы поднимает в воздух штурмовика у входа и эффектно долбает его пару раз о потолок коридора. И даже растягивает губы в едва заметной улыбке. Штурмовик у входа, даже не поворачивая головы и не снимая шлема, умудряется излучать в сторону По нечто вроде скептического фейспалма. Дэмерон заставляет себя улыбнуться еще шире.
     — Ну да, у меня веселые галлюцинации, а у тебя что? Пустой коридор? — нахально орет он. — Как увлекательно.
    На этом мимолетный прилив сил заканчивается, и как только штурмовик начинает угрожающе разворачиваться, Дэмерон чуть приподнимает ладони в энергокандалах. Мол, выдохни, чувак. Я пошутил. И тут же бессильно опускает их обратно. Наверное, шуметь сейчас — не лучшая затея. Мысль о возможной — и очень вероятной — встрече с Кайло Реном заставляет холодок пробежаться вниз по позвоночнику, в точку, которая всегда чувствует неприятности первой. По прикрывает глаза и прислушивается еще, стараясь выцепить в неразборчивом шепотке на краю слышимости еще связных слов.
    Например, описание того, где Рей вообще есть.
    А когда слышит ее извинения, только вздыхает. Ну, конечно, первым делом она решит извиниться за все хорошее, когда это можно сделать и потом. Дэмерон не винит девчонку, ей, наверное, и самой страшно — она ведь тоже в плену у врага, куда бы они ее ни запихнули — но не видит смысла во всем, что не является планом спасения. Или попыткой его придумать. Потому что первое правило хорошего отряда в любой ситуации: наладить коммуникацию.
     — Потом извинишься, — тяжело, но громко думает он.
    Нога болит, нос тоже, и По вновь слизывает капли крови с нижней губы — краник, не лей — но ему явно становится лучше. Настолько, что он готов пошутить какую-нибудь похабную сопротивленческую шутку в сторону штурмовика у входа, но вовремя вспоминает о своем решении не сердить того почем зря. У него уже и так не совсем полный комплект конечностей. Отчего-то По кажется, что даже если ему удастся выбраться из этого кресла, простреленная нога не даст ему ухромать далеко. Зато среди штурмовиков будут ходить знатные байки о Первом Пилоте Сопротивления, Одноногом По. Такого развлечения он им предоставлять не собирается, уж увольте.
     — Я даже не знаю, сколько сейчас времени вообще, — вновь с усилием думает По.
    Ему отчего-то кажется, что если он как следует зажмурится и подумает мысль как-нибудь очень громко, это облегчит задачу Рей. Но жмуриться ему откровенно больно, поэтому мысли выходят обрывочные, пронизанные этим ощущением насквозь. Следующие несколько минут он и вовсе тратит на то, чтобы отдышаться, потому что его мутит и ему плохо, а в таких ситуациях всегда следует глубоко и размеренно дышать. Потому что вот то состояние паники, которое подкатывает к горлу и заставляет сердце колотиться, когда в коридоре слышатся чьи-то шаги, совершенно некстати. Проклятье, проклятье! Ему казалось, после разговора с Маз он оставил это позади.
    Шаги звучат совсем близко, и По упрямо открывает глаза, гордо вскидывает голову, потому что он скорее отрубит себе руки и никогда больше не сможет летать, чем даст кому-то увидеть себя таким беспомощным и потерянным. Но нет. Это никакой не магистр. Это просто патруль, и он шагает мимо, чеканя шаг, и Дэмерон чувствует, как на краткое мгновение паника выпускает его из своей цепкой хватки. Кандалы больше не давят так на руки, не тянут вниз, как мгновение назад. По использует свой шанс:
     — Мы будем бежать?
    Он не понимает этого сам, не до конца, по крайней мере, но в его мысленном голосе уже начинает звучать паника. Потому что шутки шутками и штурмовики штурмовиками, но он не зря пытался вырваться и бежать таким глупым, непродуманным способом, который заработал ему лишний шрам на ноге. Дэмерон старается держать себя в руках. Получается с переменным успехом, но когда получается, он короткими очередями выдает громкие, отчетливые мысленные вопросы — по сути, просто кричит эти вопросы внутри собственной черепной коробки:
     — Где тебя держат?
    Один штурмовик у входа, два в патруле, три патруля в ротации в этом коридоре, периодичность отсчитать не получается — проклятье, ему слишком плохо для таких штучек. Надо думать. Но ему плохо и для этого. По не сдается все равно, продолжает телеграфировать с упрямством, хорошо известным всем его товарищам:
     — Один на стреме, три по двое в ротации, интервал... интервал не знаю.

Отредактировано Poe Dameron (15.05.2016 17:48:53)