Retrocross

Объявление

Люмия пишет:
- Прекрасная работа, генерал Хакс, - ещё никогда его звание не звучало так сладко, так подчеркнуто-заслуженно, как сейчас. Темная леди умела карать и хвалить, сегодня Армитажу досталось последнее, а Трауну… Трауну то, что осталось.
Она даже не стала поправлять его о гарантиях безопасности, в конце концов, он мог отвечать за своих людей. К коим Люмия не относилась. Сама женщина намеревалась разнообразить свой вечер очень личной беседой с чиссом… очень личное, настолько личной, насколько позволяла кибернетическая рука, сжимавшая ваши внутренности и пытающаяся выломать вам поясничные позвонки через брюшную полость.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Retrocross » Final Cut » Анчар


Анчар

Сообщений 1 страница 11 из 11

1

[audio]http://prostopleer.com/tracks/21043084Qvs[/audio]

Анчар

RA'S AL GHUL, TALIA AL GHUL


Первая встреча отца с дочерью, после которой хотя бы один из них уже никогда не будет тем же, кем был до этого. Талия еще не знает, что мужчина, к которому ее в полуобморочном состоянии приведет стража, навсегда отравит ее сознание своими истинами. Что она потеряет способность думать и видеть немного больше, чем говорит он, что после этого и сама станет для окружающих ядовита и заражена его мыслями и идеями.

+1

2

- Я умираю. Слышишь, небо? Я умираю, - девочка уже почти не пытается подняться на ноги, она ползет вперед, на зубах скрипит песок, этот песок повсюду: под ногами и руками на земле, в воздухе от сильного ветра, у нее во рту и в глазах, за ним она уже почти забыла ужас побега из Ямы, теперь он будет являться ей в кошмарах, - Я... Больше... Не могу... - говорит она отрывисто, горло дерут эти чертовы песчинки, будь они неладны, она задыхается и заходится в кашле, наклоняясь к земле и прикрывая рот рукою. Но что толку, руки ведь тоже все в песке и от этого жеста с каждым резким вдохом в ее легкие попадает еще больше песка.
Она просит небо забрать ее.
А в следующую секунду - поднимается, опираясь на локти, обжигая ладони горящим песком, чувствуя его под одеждой, в волосах, в желудке - везде, куда он только мог бы проникнуть. 
Девочка снова в бессилье падает на землю и на этот раз лицом прямо на песок, обдирая его кое-где маленькими ранками от редко попадающихся камешков, рефлекторно вдыхает и снова начинает кашлять, выплевывая вместе с сухой слюной как будто еще и часть легких. Она хватается за тряпки на груди и сжимает их, не в силах вдохнуть достаточно глубоко, чтобы можно было восстановить дыхание. Может его и вовсе никогда не получится сделать прежним?
А может не надо?
- Я умираю. Убей меня, - говорит одними губами, изо рта вырывается какой-то свист или шепот вместо слов, она смотрит на солнце и не жмурится, отводит взгляд и видит на картинке в глазах большие круглые темные пятна. Она моргает, часто, быстро, стараясь сделать так, чтобы к ней вернулось нормальное зрение, но песок в глазах не дает сделать этого. Девочка чешет руками глаза, загоняя туда еще больше песка, они слезятся, но этого не хватает для того, чтобы стало хоть немного легче.
Собирает всю свою волю в кулак и поднимается на ноги. Подняться с колен еще никогда не было так тяжело, как сегодня - ноги ее практически не слушаются, голова кружится и сердце бьется как бешеное, периодически будто замирая. Пробует. Ничего, еще немного практики и пробовать не придется, нужно будет просто остановиться и перестать мучить маленькую девочку.
Она поднимает голову. Закрывает глаза, старается удержать равновесие и видит Бэйна. Своего покровителя, который не смог сегодня уйти вместе с ней и которого она оставила там для того, чтобы когда-нибудь за ним вернуться. Она понимает, что уже давно легла бы и не вставала, если бы не понимание того, что помри она здесь и за Бэйном уже никто и никогда не вернется.
Нельзя этого допустить. Она должна дойти куда-то, найти помощь или совсем самостоятельно набраться сил для того, чтобы вернуться в тот ад, из которого смогла подняться на поверхность. Солнце слепит, она делает шаг и еще один, не открывая глаз, не видя ничего вокруг...
...А потом она открывает глаза и понимает, что лежит на земле. Не может понять, вставала ли она вообще, ушла ли она от Ямы дальше, чем на пару десятков шагов. Боится повернуть голову и увидеть края колодца, в котором она выросла, а поэтому не двигается и только пытается дышать, но и это уже почти не выходит. Горло дерет песок, этот песок в глазах и во рту, он скрипит на зубах, отдаваясь отвратительным эхом в голове.
- Небо, забери меня, я не смогу... - она закрывает глаза, наверное, последний раз в этой жизни. В следующий раз она увидит солнце только в следующей, не той собой, какая есть теперь.
В следующий раз она увидит этот же песок, но будет жива. Увидит небо и облака, увидит воду и людей...
"Бэйн!" - это имя молнией бьет в ее голове, а в следующий миг она чувствует, как ее что-то поднимает с земли. Она хочет открыть глаза, чтобы небо не забирало ее, чтобы оно дало ей еще один шанс, она хочет пообещать, что выживет и что справится, но небо дразнит ее. Прикладывает к ее губам флягу с водой, дает ей испить чистейшей и холодной воды, оно начинает говорить с ней. Девочка пытается открыть глаза, но в них столько песка и слез, что они не хотят открываться. Она слышит сквозь эту темноту и мелькающее за веками солнце какие-то голоса, небо спрашивает ее, кто она и откуда, а она не может ответить, потому что не знает ответа. Тогда небо слышит ее молчание и спрашивает ее имя.
- Талия аль Гул.
[icon]http://savepic.ru/9640622.gif[/icon]


[audio]http://prostopleer.com/tracks/4783084uB8X[/audio]

Отредактировано Talia al Ghul (21.06.2016 15:48:30)

+4

3

За пределами широкой палатки были камни и песок. Те же камни и песок, что лежали в этой пустыне сотни лет тому назад, когда Ра’с аль Гул разбивал в рассветный час шатер из козьей шерсти и пересекал километры под яркими звездами, чуть покачиваясь в седле. Время изменило некоторые ценности, одну хорошую лошадь затмили десятки под капотами вездеходных полноприводных авто, вместо козей шерсти на дерево было проще натянуть огнеупорные полимеры на легкий аллюминевый каркас. Системы GPS избавили от необходимости смотреть в небо, чтобы узнать путь, и не было нужды ждать гонцов с новостями в городах и караван-сараях. Пустыню в Аравии пересекали гладкие как зеркало асфальтовые дороги, но, когда дела касались черного золота и огнестрельного оружия, Ра’с аль Гул предпочитал уходить в самую глубь. Туда, где камни и песок.
Он ждал совсем других новостей и других посетителей в тот день, но возникшего с покорно опущенной головой бойца прогонять из своей палатки не стал. Лига Теней, всегда адаптировалась под окружающую среду, и здесь её последователи носили не маски и мечи, а пустынный камуфляж и автоматы. Вошедший к Ра’су был из местных, видным, черняввым арабом с воинственной горбинкой носа и густой, хоть и короткой бордой. Говорил он тоже по-арабски.
- Сайед, простите, что непочтительно беспокою Вас. Пришла весть, что некто сбежал из Пенья Дуро.
Ра’c отложил просматриваемые бумаги на одного из принцев соседней страны и проявил требуемую случаем сдержанную заинтересованность, налив из графина перед собой мутноватую, теплую воду в стакан и отдав приказ.
- Хорошо. Разыщите его и отправьте под надзором обратно.
Доносчик-араб покорно кивнул и задвинул за собой полог палатки. Немного песка успело залететь внутрь. Ра’c отпил воды из стакана и подумал, что заглянет в Яму, когда будет в Санта-Приске. Тот, кто выбрался наружу из его тюрьмы, заслуживал особого внимания.

В следующий раз все тот же араб, с опаской подошел к его плечу спустя почти сутки. Лагерь временных кочевников сворачивался, аль Гул обсудил с теми, с кем хотел, то, что хотел. Его ждал снятый этаж в одной из высоток Абу Даби и долгий перелет через океан, в непозволительно долго живущий Готем.
- Сайед, - глашатай запнулся, будто сомневался, стоит ли говорить то, что собирался сказать. Ра’с повернул голову, посмотрев ему в глаза, и тот, набравшись смелости, продолжил. - Беглец из Пенья Дуро. Это девочка. Она назвалась “аль Гул”.
Он тут же опустил глаза вниз, и удивленному взгляду Ра’cа досталась для лицезрения только его замотанная в тугую чалму макушка.
Главе Теней определенно нравилось, что одно только имя богоподобного лидера производит такой эффект на его бойцов, но это уже походило на излишнее суеверие. Кто угодно мог назваться Аль Гул. Однако не кто угодно мог выбраться из Ямы. Ра’с четко представил себе последствия тех шепотков и слухов, которые могли поползти в Лиге, от одного появления еще одного Демона среди них. Представил эти лишние ему разговоры, оборачивающиеся в легенды, столь часто пересказываемые, что впору было им становиться былью. Он мог проигнорировать самозванца, но самозванца, отличившегося столь весомо, проигнорировать было сложнее.
- Хорошо, - араб поднял затылок, чтобы встретить новое распоряжение ясным взглядом. Ра’c посмотрел на него едва ли не с отцовской мягкостью, - Завтра к вечеру привезите её ко мне.   

За панорамными окнами Падающей башни Абу Даби был виден залив. Ра’c отложл дела и смотрел, как оранжево-красный закат тает над водой. Подумать только, он бездейстовал и освободил целый свой вечер ради ребенка. Впрочем, ребенка, который выбрался из самой страшной тюрьмы на планете. Он слышал, как дверь за его спиной открылась, обернулся, отслал едва заметным двихением головы сопровождавшего девочку Тень, теперь приобретшего черты светлокожего скандинава в строгом костюме. Ра’c и девочка остались вдвоем, разделяемые метрами пространства luxury-класса и, вероятно, обоюдным непониманием.
- Здравствуй, Талия, - Ра’с опустил остальную часть её имени, но говорил так мягко и так просто, как и полагалось говорить с ребенком, - Как ты оказалась в Пенья Дуро?

+4

4

Талия резко раскрывает глаза. Она видит перед собой серый потолок, солнце не бьет ей в глаза, она может нормально дышать и не чувствовать песчинки между зубов, она понимает, что небо так и не забрало ее и что небом оказались какие-то... люди?
Она резко поднимается на постели и оглядывается по сторонам: в комнате нет никого, кроме нее, дверь закрыта (и наверняка заперта снаружи), рядом на тумбе стоит вода и... Что-то еще, но Талия этого уже не видит, вцепившись в кувшин и трясущимися руками наливая воду в стакан. Она жадно пьет стакан, два, наконец понимает, что жажды уже нет и желудок полон воды, и видит стоящую рядом тарелку с едой. Девочка снова оглядывается по сторонам, чтобы понять, для нее ли это или сейчас кто-то ворвется в комнату, чтобы отобрать у нее еду? Жизнь в Пенья Дуро научила ее не брать чужое, если ты не уверена, что сможешь этому кому-то противостоять, вот и теперь она сдерживается с полминуты, пока не понимает, что никто не отберет эту кашу и даже какие-то куски мяса, и теперь набрасывается на еду. Это вкусно, очень вкусно, намного вкуснее того, что она когда-либо ела, это напоминает по вкусу то, о чем ее мама рассказывала, когда она была совсем-совсем маленькой - о званых вечерах, о столах, накрытых километрами разной еды, о вкусном и сочном мясе, об удивительных супах и закусках, о сладких пирогах и тортах, которые тают во рту, и еще много о чем. Талия тогда думала, что мама это все придумывает, чтобы как-то подбодрить дочь, что это сказки вроде тех, что в мире существуют принцессы, которых прекрасные рыцари спасают из замков, чтобы они жили вместе долго и счастливо, но теперь, пробуя на вкус эти угощенья, она почти верит своей матери.
Жаль, что мама не дожила до этого пиршества.

В ее комнату заходят двое мужчин и говорят идти за ними. Талия не пытается спрятаться под кроватью или сбежать из-под их стражи - жизнь в Пенья Дуро научила ее не делать лишних движений, если ты не уверена, что они не обернутся для тебя чем-то ужасным. Сейчас метнуться куда-нибудь в сторону значит дать им возможность отправить ее в отключку, например, а цель у девочки была совсем другая: запомнить весь путь, ходы, повороты, лазейки, выемки в стенах и выступающие ступени, и Талия пытается справиться с этой задачей, хоть это и не просто. Она до сих пор не может прийти в себя после солнечного или теплового удара, после такой долгой жажды и голода, ее тело ослабло, голова кружится и девочку тошнит, но она гордо идет вперед, не опуская головы, готовая встретить свою судьбу и воспротивиться ей снова, если понадобится.
Ее заводят в комнату, Талия невольно начинает оглядываться и рассматривать это помещение: столько красоты она не видела никогда. Все сияло, переливалось разными красками, радовало глаза маленькой девочки, привыкшей к серо-коричневой гамме Ямы и ослепленной потом ярким солнцем. Она глядит вокруг с восторгом и не сразу замечает, что в комнате есть взрослый мужчина, который теперь смотрит на нее. Талия завороженно глядит за его спину на чарующий закат. которого она не видела ни разу в своей жизни. Оказывается. солнце может быть не только смертельно жарким, но и удивительно прекрасным и манящим. Девочка не представляет, чем закончится ее сегодняшний вечер, не исключает варианта смерти, но уже благодарит небо за то, что оно позволило ей увидеть и вкусить такое в ее жизни.
Жаль, что...
- Здравствуйте, - из мыслей ее возвращает звук своего имени. Она понимает, что говорит тихо и решает говорить чуть громче. Не опускает головы, не кивает и не хочет делать ничего из того, что при этом мужчине делают его слуги, - Я попала в Яму, - она делает акцент на настоящем названии этой темницы, том названии, которое знают все ее заключенные, - Еще ребенком, - наверное, странно слышать такое от девчонки, которой на вид не дашь больше восьми лет, - Вместе с матерью.
Талия отвечает на вопрос, но не может понять, почему ее привели к этому человеку. Ей кажется, что для того, чтобы завербовать ребенка на какие-то унизительные или грязные работы. вовсе не нужно знакомство с... хозяином. Но почему он тогда говорит с ней? Зачем спрашивает, как она попала в Пенья Дуро? Чтобы отправить обратно тем же способом?
- Я провела там много лет, выжила лишь благодаря жертвенности и смелости своей матери, - добавляет чуть тише, но не опуская взгляда, - Вы хотите отправить меня обратно? - она только теперь всматривается в лицо мужчины чуть лучше и не видит в нем угрозы. Она не чувствует страха перед ним, не чувствует желания спрятаться или сбежать, как было перед ужасными и действительно пугающими людьми в Яме. Этот мужчина кажется ей каким-то правильным и она верит в справедливость его решения.
Другое дело, что себя Талия правильной не считает и если решение ей не понравится - придется его обжаловать любыми способами.
[icon]http://savepic.ru/9640622.gif[/icon]

Отредактировано Talia al Ghul (23.06.2016 09:47:07)

+3

5

Это был странный вечер, какого не случалось уже несколько лет, если не десятилетий. Ввязавшись в разговор с этой девочкой, Ра’с, точно как в часы своего недолгого сна, позволил миру за окном двигаться по инерции, без контроля за работой управляющих этим движением шестерней. Наследный принц из соседнего Эмирата, в этот самый момент убеждал отца и его соратников вывалить на рынок дешевую нефть, мексиканские картели по ту сторону земного шара целыми фургонами покупали вывезенное с бесконечных конфликтов Ближнего Востока оружие, подпольные заводы в Афганистане запускали в производство модифицированный алкалоид из синего мака, и Ра’с все еще оставался к этому причастен, но будто бы подопустил удила. Всего пара фраз совершенно невинного разговора, а Аль Гул уже чувствовал себя пауком, покинувшим родную паутину. И это было странное ощущение одновременной потерянности и покоя.
Он, разумеется, много и часто общался с людьми. Разными людьми. Но в основной массе это были либо полезные переговоры, либо не менее полезные приказы. Тогда как эта девочка… Ему ничего не стоило прямо сейчас выгнать её, объявить её самозванкой, вернуть обратно в Яму или вовсе заставить исчезнуть с лица земли. Для того, чтобы задавить на корню все перешептывания и пересуды среди починенных, достаточно было и этой имитации состоявшегося диалога. Однако Ра’с не спешил. Его внимание держали то ли интуиция, взрощенная на вековом опыте, то ли потревоженная чередой совпадений память о еще совсем недавних, точно вчера случившихся событиях, когда он сам еще не владел Лигой, а Лига не была эквивалентна в своих решениях только ему. Талии было не больше десяти лет на вид, и не так много путей было у её матери оказаться на Санта-Приска, и тяжело было подозревать хоть какое-то коварство в почти умиравшей девочке, которая назвала себя аль Гул.
Ра’с улыбнулся на смелый, произнесенный высоким голоском совсем еще ребенка, и при этом такой не по-детски серьезный вопрос о том, хочет ли он вернуть беглянку обратно. Что ж, пока она была бесплотным силуэтом, известным только своим умением карабкаться по отвестной стене, так и было, но теперь у них обоих были варианты.
- Я мог бы, - Ра’c сцепил руки в замок за спиной, сделал вальяжный шаг навстречу своей маленькой собеседнице, -  Но твое место в Яме, пожалуй, следует оставить для действительно виновного.
Он не собирался извиняться за те годы, которые Талия провела там. Пенья Дуро не была простой тюрьмой. В ней души либо очищались надеждой, взирая на далекий свет, а тела либо крепли в попытках подняться к нему, либо погибали, съедаемые собственным бессилием. Это место казалось аль Гулу, как некогда лекарю, раной, которая образовалась от проведенного миру кровопускания. К сожалению, недостаточной, чтобы исцелить его от пожирающей его болезни.
Нет, однозначно, кем бы ни была эта Талия, как бы не резонировали память и интуиция Ра’са, сопоставляя события, имена и времена, он не стал бы просить прощения за её прошлую жизнь. Он мог только предрешить её жизнь будущую и собирался сделать это. Расцепив руки за своей спиной, аль Гул одной из них очертил рукой гостиную своего номера. Все эти диваны, кресла и ковры, находившиеся здесь в явном излишестве на одного человека.
- Пройди. Располагайся, как тебе удобнее, - согласно верованиям народа, когда-то давшего Ра’су жизнь, любой гость для хорошего хозяина был проводником к воротам рая. Ра’с мог бы подвергнуть это сомнению, но предпочитал этого не делать.
- И расскажи мне больше о своей матери.
Он снова сцепил руки за спиной и отвернулся в сторону окна. Персидский залив был прекрасен все те столетия, что он себя помнил, и не было на земле лучшего зеркала, чтобы отразить самое твое прошлое.

+3

6

Талия слышит его голос и понимает, что нужно слушаться. Что если этот мужчина говорить пройти и расположиться, как будет удобнее - то нужно сделать хотя бы несколько шагов вперед и сесть, но не затонув в мягкости бархатных подушек, а аккуратно, держа спину ровно, не расслабляясь ни на секунду и ни на мгновение не теряя контроля над собой. Талие очень хочется нарушить все правила и лечь на мягкую софу, подложить под голову руки и подушки, недолго смотреть в потолок, а потом отключиться - уснуть в такой заботе и теплоте, которой в ее жизни никогда не было, но вместо этого девочка делает пару шагов, подходит к ближайшему креслу и садится предельно аккуратно, стараясь не глазеть на золотые кисти, свисающие с завязок для штор, и на такую же сияющую и переливающуюся бахрому, которой эти шторы украшены по краям. Ее взгляд бегает по комнате, хоть она и понимает, что нужно собраться и перестать смотреть по сторонам, но не может прекратить - это буйство красок, так привычно играющее вокруг этого мужчины, для нее является чем-то очень необычным и редким, таким, что нужно ценить и постараться впитать в себя как можно больше.
Кто знает, когда она увидит такое в следующий раз?
Девочка не понимает, почему этот мужчина или тот, кто был раньше на его посту и отвечал за то, кого отправляли в Яму, позволил много лет назад опустить туда ни в чем не виновную девушку, ее мать. Талия хочет это спросить, вскочить, громко и четко сказать каждое слово, с вызовом и силой, но в маленькой девчонке нет ни того, ни другого: ее тело и разум истощены, единственное, что она теперь может - это постараться внимательно слушать мужчину и отвечать на его вопросы так, чтобы ее не посчитали в чем-нибудь виновной.
- Ее звали Мелисанде и она умерла, когда защищала меня от нападений других людей, сидящих в Яме, - она находит в себе смелость назвать тех зверей "людьми", потому что назови она их теперь каким-то другим именем, назовет так и себя. С момента смерти матери Талия сильно изменилась и даже теперь сама чувствовала, что стала похожа на тех, кто ее окружал. По-другому она бы не выжила. Если бы не научилась отбиваться от нападок, защищать свой кусок хлеба и свое тело, выдирать цепкими детскими руками свою жизнь из причуд и издевательств судьбы - теперь не сидела бы на мягкой подушке и не смотрела бы чистым, почти не затуманенным взглядом вокруг. Если бы у нее не появился покровитель, который помог ей стать такой - она бы... - Я почти ничего о ней не помню, но она не была действительно виновна ни в одном преступлении в мире, - девочка вспоминает про Бэйна, про мать и про тот страх, который она испытала, когда прыгала с одного уступа в стене на другой. Может быть, ей стоило отправиться к матери? Ее сердце начинает биться быстрее, на щеках появляется взволнованный румянец, Талия выпрямляется и говорит уже громче, - Почему же она туда попала? Если Пенья Дуро - темница для действительно виновных?
Девочка стоит, сжав руки в кулаки, и смотрит на мужчину. Он совершенно спокоен и зачем-то играет с ней. Что-то узнает, о чем-то спрашивает, делает вид, будто ему действительно интересно и он ее не убьет и не отдаст своим стражникам на растерзание. Он издевается над ней, а Талия не хочет, чтобы над ней снова издевались, за эти года она устала бороться за свою жизнь. Она разжимает кулаки и вдыхает поглубже, чтобы успокоиться:
- Моя мать - Мелисанде аль Гул, и она никогда не рассказывала мне о том, почему она попала в Яму, - говорит снова, тихо, признавая свою ошибку и свою вспыльчивость, немного наклоняет голову вперед. В сердце закрадывается страх от того, что девочка не представляет, как отреагирует мужчина на ее поведение - позовет стражу и велит отправить ее на корм собакам? Ведь чтобы быть убитой таким образом необязательно быть в чем-то действительно виновным? - Она лишь говорила, что ее решение, из-за которого мы оказались там, было не таким, как преступления остальных заключенных. Это решение отбрасывало тень на чью-то честь.[icon]http://savepic.ru/9640622.gif[/icon]

Отредактировано Talia al Ghul (27.06.2016 15:07:55)

+3

7

Ночь в Аравии наступает быстро. Казалось, что рассказ маленькой Талии длился совсем недолго, а раскрашеный красным закат успел утонуть последними красками в заливе, сменившись скоро взошедшей над ним тяжелой, полнотелой Луной. Она одна могла осветить весь эмират, но он, как капризный, не в меру самостоятельный ребенок, зажег свои огни, сделав метущихся ночных духов, привыкших прятаться в темноте, в далекой пустыне еще более беспокойными.
История Лиги Теней Ра’с аль Гула, которая ему самому, как ранее казалось, была хорошо известна, теперь вскрылась внезапно закровтоточившим, казалось, давно и накрепко стянувшимся рубцом от когда-то оставленной без внимания раны. Ра’с помнил Мелисанде, какой она была, когда они встретились и с трудом мог представить, кем она стала к последним мгновениям своей жизни. Он помнил свою дочь совсем младенцем, едва научившейся держать голову и совсем не представлявшим для него интереса в своей беспомощности. Теперь воли этого ребенка хватило, чтобы покорить неприступные стены темницы. Он мог бы чувствовать гордость, но гордость эта в нем отравлялась глубокой тоской. Ра’с жил шесть сотен лет, знал многих женщин, но сейчас чувствовал грусть за упущенное время всего с одной.
Он отвернулся от окна и посмотрел на Талию. Теперь он ясно видел в ней знакомые черты, а так же ясно признавал свою прежнюю слепоту. Ничто тогда не закончилось его изгнанием. В тонких вопросах выгодных браков для навсегда застрявшей сознанием в феодальном строе якобы-знати из третьего мира опорочившая семью дочь была не меньшим бельмом на глазу, чем обрюхативший её пришлый наемник. Чтобы заметить это Ра’cу достаточно было всего один раз опустить глаза вниз, но он всегда предпочитал смотреть вперед, на свою цель.
- Её вина была в том, что она ответила на мою любовь, - он отвечал своей вспыхнувшей, но быстро остывшей гостье, так же почтительно и тихо, как она в самом начале своего рассказа, -  В любви всегда виноваты оба. Тогда я имел слабость об этом забыть.
Аль Гул не расчитывал, что Талия поймет его сразу. Вина и справедливость были материями слишком глубокими, чтобы быть воспринятыми ребенком, который так пылко пытается отстоять свое мнение на этот счет. Особенно ребенком, для которого солнечный свет всю жизнь представлялся лишь круглой прорехой в каменных стенах, и окружением были сплошь те, кого даже санитары человеческой расы - Лига Теней - считали недостойными простой смерти. Она видела лишь тьму вокруг себя и собравшееся в ней зло. Неудивительно, что его Мелисанде в ней была ярким и невинным лучом. Неудивительно, что когда её не стало, Талия готова была погибнуть, стремясь к другому свету.
Но жизнь одного человека была похожей на песок в пустыне, и разнесенный ветром бархан всегда собирался по-новому в другом месте. Судьба свела дочь Мелисанде с отцом.   
- Меня зовут Ра’c аль Гул, дитя. Твоя мать взяла себе мое имя, а в тебе течет моя кровь, - он дал ей немного времени, чтобы воспринять это и озвучил непреложную истину, - Теперь все изменится для тебя, Талия.
Он не стал говорить, что что-то изменится и для него. Как в мутном хрустале лучших шарлатанок Европы несколько веков назад, будущее, начинавшееся с момента этой их встречи, читалось в путанных сладких речах лишь мутными образами. Аль Гул пока не мог и не хотел решать к какому из них стоит идти. Его странный вечер бездействия обратился в вечер той грустной памяти, которую он хотел пропустить через себя.

+3

8

В короткой жизни маленькой Талии до сегодняшнего дня было много моментов, которые она никогда не забудет. Это такие ситуации, на которые подсознание ставит небольшую печать "Не забывать", чтобы в любой момент времени к ним можно было вернуться и пережить заново. В короткой жизни маленькой Талии до сегодняшнего дня были лишь те, которые вспоминать стоило только при угрозе смерти. Да и все они так или иначе с ней были связаны.
Смерть матери, после которой нельзя было плакать.
Первое домогательство и чьи-то первые кровь и кожа под ногтями.
Прыжки по отвесным камням стен, от которых зависит жизнь.
Прощание с Бэйном. Навсегда.
Самым отвратительным в своей памяти Талия считала то, что не помнила момента знакомства со своим покровителем. Не помнила тех дней, когда они с матерью еще жили нормальной жизнью. Не помнила того, как перебралась через ограждение ямы и впервые увидела солнце так близко и вдохнула полной грудью свежий горячий воздух. Она не помнила ни одного радостного момента, зато грязи и тьмы было в ее памяти столько, что хватило бы на десяток детей ее возраста. Поэтому и теперь, когда мужчина говорит что-то про ее мать, она просто не может представить, что эти его слова смогут обернуться для нее чем-то хорошим.
Ее тело напрягается, она прокручивает его фразу в голове снова и снова, пытается понять, что произошло между ее матерью и этим важным человеком, и никак не может собрать все в одну картинку. Мелисанде аль Гул, Талия аль Гул, Яма, любовь, спасение, этот мужчина, ответ и...
Девочка делает шаг назад и натыкается на софу, на которой только что сидела. Отступать некуда, а ведь совсем скоро придется бежать. Талия хоть и ребенок, но прекрасно понимает, что подразумевается под "любовью" в этом взрослом, отвратительно прогнившем и злом мире. Он говорит что ошибкой было ответить, что виновата только ее мать - но Талия слышит настоящий смысл этих слов. Он захочет избавиться от нее, чтобы исправить ошибки прошлого. Он захочет убить любое напоминание о Мелисанде, об аль Гул, которая когда-то опорочила его честь, родив от него Талию. Девочка делает еще один шаг в сторону, рыская глазами по комнате в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать для защиты, когда придет стража и схватит ее. У Талии сжаты кулаки, ее немного трясет от того, что смерть подобралась к ней на этот раз так близко, Талия сама пришла к ней в руки. Сама добрела до этого дворца, до этого мужчины, которому наверняка замечательно жилось и без нищенских уродливых девчонок, набивающихся в дочери. Может ее мать отправили в Яму за то, что она сказала вслух о том, что именно он - отец Талии? Может он с самого детства был каким-то принцем, богачом, военным - кем угодно, кем-то, кому не нужны были дети от нищенки Мелисанде аль Гул?.. Что-то опять не ладилось. Ее мать никогда не была нищенкой, она не вела себя, как нищенка, ее мать всегда была примером чести и достоинства, и от этого ее пребывание в Яме было еще унизительнее и отвратительнее. Талия научилась противостоять унижениям и знать себе цену именно благодаря матери, ее примеру, который не закончился ничем хорошим...
Ее перестает трясти. Если сейчас ей нужно будет ответить своей жизнью за ошибки матери - она сможет принять эту судьбу, сможет с гордостью выстоять, когда ее схватит стража и потащит на смерть, сможет даже прямо сейчас посмотреть в глаза этому мужчине, а не отводить взгляда, посмотреть ему в глаза...
И увидеть не только отражение сияющей чистотой и красотой комнаты, но и такой же чистой боли и тоски. Он называет свое имя, которое так похоже на ее, это имя отдается эхом в ее голове, и девочке хочется сесть, уронить голову на руки и хорошенько подумать, вдохнуть поглубже, все разложить по полочкам и перестать бояться, но она не может себе этого позволить. Она лишь стоит так же, смотря на него, пытаясь понять, как изменится теперь ее жизнь и в какой момент ворвется стража, чтобы увести ее.
- Я не могу. Это... Я не могу. Вы убьете меня? Посадите обратно в Яму? Ведь теперь я действительно виновна в том, что появилась на свет. Пожалуйста, лучше убейте меня, чем возвращать туда, я не хочу, не хочу! - девочка замотала головой и закрыла руками лицо. Она могла бы заплакать, броситься мужчине на шею, заговорить о том, что она будет идеальной дочерью и ни за что его не разочарует, могла бы наговорить еще много всего, чтобы выпросить пощаду, но Талия считает, что единственное, о чем в жизни правда можно умолять - это о смерти, о прекращении мук, поэтому теперь и просит об этом Раса, - Ваша кровь... Я не просила ее! - говорит, не убирая рук от лица, ругая себя за слабость, но не срываясь на слезы.
Она представляет, как выглядит со стороны, и чувствует жалость к самой себе. Отвращение, недовольство, отторжение этой своей слабой части, с которой теперь не может ничего сделать. Этот разговор не похож на все те, что когда-то были в ее жизни (а разговоров было и так мало), она не понимает, что нужно говорить и как реагировать на чужие слова, наверное, этому ей еще только предстоит научиться.
- Почему вы позволили отправить ее туда? - девочка говорит без жесткости в голосе, своим обычным тембром, детским, мягким, уставшим голосом, - Она вас очень любила и не говорила мне об истинных причинах заточения. А заключенные смеялись мне в лицо, когда я называла свое имя. Они говорили, что Мелисанде все придумала, что она сумасшедшая, лгунья. Что я не аль Гул. Почему вы позволили? - в горле пересохло, она хочет пить и сглатывает скопившуюся слюну, самое ужасное - если сейчас дрогнет голос, - Отец?
Момент, запомнившийся на всю жизнь. Связанный ли со смертью?[icon]http://savepic.ru/9640622.gif[/icon]

Отредактировано Talia al Ghul (01.07.2016 12:41:00)

+4

9

Между ними лежали не только восемь лет разлуки, но и многие века разницы в опыте, воспитании, восприятии. Ра’c видел этот мир многообразным, иногда прекрасным, чаще уродливым, но широким и объемным, и признавал за собой право что-то еще не успеть узнать. Его обретенная дочь - усмотрела только кусок эскиза общей картины, но, очевидно, принимала его за безусловную истину. Глава Теней был скуп на свои тщательно взвешиваемые слова и никогда не спешил выносить приговор, тогда как Талия со всей детской непосредственностью не могла ничего удержать внутри себя и торопилась делать выводы с той же охотой, с какой сулила себе скорую смерть.
Смешной, глупый ребенок.
Ра’с не винил её. Он её слишком мало знал, чтобы винить. Парадокс разлученной семьи - они формально уже не были чужими людьми, но на уровне восприятия друг друга все еще продолжали ими оставаться. Чего только стоило это выдавленное девочкой сквозь зубы: “Отец”, - или то обстоятельство, что она раздражала его создаваемым шумом и полным отсутствием воспитания, как раздражают любые незнакомые дети. Ра’c не считал нужным отвечать ни на один её вопрос и, вероятно, предпочел бы, как и любого ребенка, отвадить Талию от себя на попечение воспитателям и учителям, до тех пор, пока она не вырастет до того возраста, когда сможет вести с ним конструктивный диалог.
Определенно, они были странной семьей - девочка, первой мыслью которой об отце была мысль, что он хочет её убить, и мужчина, который при встрече с дочерью не видел в ней пока ничего, кроме призрака давно оставленной жены. Впрочем, Мелисанде стоила того, чтобы ради неё еще раз проявить бесхребетную, неподобающую мужчине мягкость характера, и потратить минуты утекающего в часах песка на рассказ о том, как могут безбожно ошибаться даже постигшие многие тайны полувековые мудрецы.
Ра’c не стал включать свет. Разбиваемая электричеством ночь была достаточно светлой, равно как и пропущенный через кондиционеры воздух - не по-пустынному свежим, чтобы ни что не мешало говорить, однако Аль Гул потратил еще немного времени, чтобы дойти до гостиничного телефона и попросить принести себе в номер воды. Такие истории как та, что он собирался рассказать, веками обсуждались бедуинами у ночных костров возле одиноких колодцев. Они всегда требовали возможности рассказчику промочить горло и хороших слушателей.
Положив телефонную трубку, Ра’c подошел к софе, у которой мялась девочка, на короткое мгновение положил ей руку на голову и отпустил, перед тем, как самому удобнее устроиться между мягких подушек. 
- Сядь и послушай меня, Талия. Я любил твою мать, - он повторил эту фразу еще раз, не только потому, что она раскрывала в себе самую суть и того, что случилось, и того, что происходило сейчас, но и потому, что любая хорошая история в этом мире всегда так или иначе должна была включать в себя хоть сколько любви.
Ра’c рассказал дочери об одиноком наемнике, который в своих скитаниях по миру забрел на остров Санта-Приска, о дочери местного военачальника, в чьем распоряжении тогда была самая страшная тюрьма, о неслыханой дерзости двух влюбленных и об изгнании…
В этот момент в двери номера тихо постучали, и аль Гул отвел взгляд от прошлого, разрешив незнакомцу войти. Незнакомец был одним из его Теней. Он молча принес кувшин с графином воды и два стакана на серебряном подносе, также молча поставил его на низкий журнальный столик у софы и бесшумно удалился, не выразив никаких признаков любопытства к предмету разговора между лидером и его гостьей. Прежде чем продолжить и разбить своим голосом навалившуюся тишину, Ра’с разлил по стаканам воду, один протянул Талии, а второй оставил пока на столе.
Прошлое продолжало его звать, поскольку дальше шла та его часть, которая для самого аль Гула, до сегодняшнего дня скрывалась под вуалью тайны, как уродливая кокетка.
В любой восточной сказке, изгнанный наемник нашел бы в себе силы вернуться из странствий, чтобы отвоевать свою возлюбленную и занять титул её злого отца. В текущей истории - он вернулся, значимее чем был, и не занял место местного королька на Санта-Приске, но стал выше и сильнее его настолько, чтобы посадить на это место своего слугу. Только возлюбленную свою он уже не нашел. Его встретили слухи, что она покинула это место, прихватив маленькую дочь с собой, а некогда наемник не стал её искать, раздасадованный, но быстро примирившийся, потому как, стоит быть откровенным, это только в сказках все вращается вокруг любви к принцессам.
Ра’с признался дочери, что не знал, что они с Мелисанде были в Яме. Признался, что подозревает, что это её дед отправил их туда, отбывать часть его собственного наказания. Больше признаваться ему было не в чем, свой ответ он считал исчерпывающим. Он выпил воды и понял, что предпочел бы, пожалуй, продолжить общение с дочерью позже, при свете дня, когда тени прошлого не так материальны.

+4

10

Жизнь Мелисанде аль Гул была яркой и насыщенной, в ней было все: начиная с роскоши убранства родительского дома и богатых пиров, на которых собирались не одна сотня человек, и заканчивая грязью и пылью в легких, скребущих их изнутри до одышки и потери сознания, на которое собиралось около десятка заключенных. Мелисанде не сдавалась только из-за своей дочери, которая видела все и, женщина была уверена, все запоминала, хоть и была совсем маленькой. Мелисанде старалась держаться, но жизнь в Яме не могла не сломать одинокую, хоть и смелую девушку. В тот день, когда ее мать умирала, Талия была рядом. Она мягко гладила волосы матери, которая головой лежала на ее коленях, и пыталась говорить так спокойно, как только могла. Взгляд Мелисанде бегал по лицу девочки, женщина пыталась что-то сказать, тянулась к ней руками и роняла их на пыльную землю, повторяла ее имя, но говорила очень тихо, потому что у нее не было сил. Талия постаралась забыть о том, где она и кто находится вокруг, постаралась не допускать и мысли о том, что произойдет в следующую после последнего вздоха матери секунду, она улыбалась и спокойно говорила матери о том, как любит ее. А потом - решила рассказать ей сказку. Одну из тех, которые когда-то рассказывала сама Мелисанде. О роскоши убранства родительского дома и богатых пирах, на которых собирается не одна сотня человек. О красоте вечернего неба и свежести утреннего ветра. О том, как люди летают высоко в небе и плавают глубоко-глубоко под водой, как искрится море на закате и как ярко сияет луна и поют птицы.
Эта сказка была как одна из тех, которые родители рассказывают своим детям, чтобы им не снились кошмары. Но в тех историях, которые рассказывала Мелисанде, чего-то не хватало. Талия очень живо представляла все, о чем говорила мать: еду, напитки, яркие цвета, почти слышала шелест воды и пение тех самых птиц, и может поэтому смогла так искренне рассказать маме об этом перед тем, как та в последний раз спокойно закрыла глаза, - но во всех этих сказках не было чего-то, что должно было соединить все элементы красочной картинки.
Теперь, сидя рядом со своим отцом и слушая его, Талия наконец понимает, о чем ее мать никогда не говорила - о любви.
В ее рассказах не было ни одного упоминания о мужчине и женщине, которые жили бы долго и счастливо в том мире, который она описывала, о паре, которая несмотря на какие-либо трудности и преграды, все равно были бы вместе и поддерживали друг друга своей любовью, о двух людях, которые смогли бы превратить эти прекрасные пейзажи и дивные описания в настоящую Сказку.
И теперь Талия слышит эту часть истории от своего отца. Слышит это "любил" и как будто даже становится немного проще, потому что девочка знает, что ее мать тоже его любила. Она не знает, прошла ли любовь матери к этому мужчине до ее смерти, а может она умирала, думая о нем, но Талие становится легче дышать - ее мать, пусть и недолго, но была счастлива, хоть и не рассказывала никогда об этом своей дочери. Почему - Талия подумает потом, когда не будет глубоко в душе бояться человека, сидящего рядом с ней, когда не нужно будет следить за тем, как ты стоишь или сидишь, как дышишь, как киваешь в ответ на его слова.
Маленькая Талия еще не знает, что такого "потом" не наступит.
Им приносят воду, и девочка старается пить медленно, но все равно выпивает целый стакан воды за раз. Она хочет спать, но больше этого хочет дослушать отца до конца - и делает это внимательно, не задавая ему вопросов и не перебивая, смотря в основном за окно и изредка решаясь взглянуть ему в глаза. До этого, когда она еще не знала, кто он такой, ей было как-то проще бросать ему вызов, смотреть прямо в глаза смело, дерзко, как и должны, наверное, смотреть маленькие девчонки, вырвавшие еще совсем детскими цепкими пальцами свою жизнь из костлявых рук самой смерти. Теперь Талия переводит на него взгляд только когда он отвлекается на то, чтобы попить воды. Она смотрит на отца внимательно, наблюдая за каждым его движением, и прокручивает в голове всю историю от начала и до конца вместе с тем, что она знала от матери - так ей удается сложить в голове полную картинку жизни Мелисанде аль Гул, полную страданий и любви, жертвенности и смелости.
- Я бы хотела быть похожей на свою мать, - говорит девочка тихо, отводя взгляд от мужчины и смотря куда-то за окно, - И, наверное, на вас, - чтобы тоже не возвращаться туда, где тебя никто не ждет.
Она аккуратно зевает, не сумев уже сдержаться и аккуратно прикрывая рот рукой. Талия очень много пережила за сегодняшний день и теперь ей очень хочется упасть и уснуть, чтобы во сне к ней пришла мать и девочка смогла бы ей рассказать о том, что она узнала и как сильно ею гордится. Тень, упавшая на чью-то судьбу, не позволила когда-то давно рассказать Мелисанде своей дочери о том, что произошло между ней и Ра'с аль Гулом, но именно благодаря этой тени теперь Талия смотрит на отца и не ненавидит его. Мама поступила совершенно верно, не рассказав дочери о том самом "путнике", ведь в противном случае сейчас девочка была бы насквозь пронизана отвращением и злостью по отношению к этому человеку.
Вместо этого она видит в нем если не спасителя, то того, кто резко изменит ее судьбу. От этого ей немного страшно, его величие давит и заставляет думать о чем угодно, только не о завтрашнем дне, который она встретит уже как его дочь.
- Я прошу прощения... - она делает паузу, поднимая взгляд, - Но я очень хочу спать. Можно?.. - ей кажется, что наутро им будет проще найти общий язык, если это вообще понадобится, но перед сном ей нужно спросить еще кое-что, - А... Как мне вас называть?
[icon]http://savepic.ru/9640622.gif[/icon]

Отредактировано Talia al Ghul (11.07.2016 14:14:03)

+3

11

За шесть сотен лет можно научиться многому. Ра’с аль Гул умел возводить на престолы правителей и рушить города, постиг почти все открывшиеся людям знания и саму глубину человеческой души с роящимся на самом её дне клубке ядовитых змей. Он знал, как воодушевлять и повергать в отчаяние, знал, как отворачивать людей от прежней веры и уводить за собой, делал непримиримыми врагами сыновей и отцов и, не признавая для себя самого, чувствовал власть золота над даже самыми ясными умами, чем никогда не брезговал пользоваться.
Ему недорогого стоило успокоить ребенка. Его вечерняя гостья была не первой девочкой на планете, которая слушала рассказ от Ра’cа, излагаемый с той вдумчивой, почти безэмоциональной размеренностью, от которой кажется, что речь рассказчика течет так же тихо и значимо, как песок в часах. Однако Талия была первой, связанной с аль Гулом именем и кровью, а потому вместо утешающей красоты ей досталась обнаженная правда, выставлявшая своей наготой все струпья и коросты пораженного проказой прошлого тела. Дочь Демона не могла быть простым ребенком и не была им. Там где прочим нужно было утешение, ей, узнице, ободранными до мяса ладонями проложившей себе путь к свободе, нужен был катарсис, освобождение от загадки украденного детства. Она была еще совсем неразумной, недальновидной, необразованной и, как ни старалась, все еще не достаточно воспитанной, но она заслуживала уважения и заслужила время своего отца. Но после им обоим полагалось немного тишины и одиночества, чтобы, если не окончательно осмыслить, то хотя бы просто представить, куда в своей жизни разместить преподнесенные судьбой дары.
- Я утомил тебя, - Ра’c не спрашивал, а скорее констатировал очевидное, без нежности, иногда случавшейся у некоторых отцов в такие моменты, но позволив себе покровительственную улыбку, - Ступай. За дверью тебя ждет Юсуф, он будет сопровождать тебя поначалу.
Будучи человеком сильно занятым, аль Гул, независимо от обстоятельств, покидал эмират на рассвете. Его ждала принять у себя на пару дней холодная северная Европа, а после грязный и мрачный город на побережье Американского континента. Там он планировал задержаться и туда же полагал позже перевезти новообретенную дочь, но пока он оставлял её впитывать сушь и жар некогда взрастившей его пустыни, с воспитателями и учителями. Последних стоило еще подобрать, но это не было делом безотлагательным. Пусть, в отличии от Талии Ра’с вряд ли бы сумел в грядущую ночь сомкнуть глаз, ему казалось кощунственным вот так внезапно заменить воспоминания о самой совершенной женщине, что он встречал, досужими хлопотами.
Прежде чем встать и снова отойти к окну, ожидая рассвета, он кивком отпустил дочь. Ответ на её вопрос был прост и одновременно объёмен.
- Зови меня отцом, Талия.

+1


Вы здесь » Retrocross » Final Cut » Анчар


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно